А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Ермак у Хомякова нарочито маркирован как выходец из простонародья, что особо подчеркивается присутствием в его прошлом окружении двух лиц, благодаря которым он совершает свою самоидентификацию в качестве трагического героя – образами отца и возлюбленной, перед которыми протагонист испытывает некую вину. Их фигуры облагорожены в самой своей сниженности, в них есть нечто мещанско-лубочное – отсюда в «Ермаке» элемент мещанской трагедии. Вместе с тем по глубине переживаний и страстей они поднимаются вровень с особами высокородными. Это, а также особая миссия Ермака делают его в конечном счете исключительной личностью. Другой способ возвышения Хомяковым фигуры Ермака – постоянные сопоставления с личностями заведомо, изначально значительными: царем, шаманом. Благодаря им Ермак окончательно уверяется в своей миссии, и именно они, а не отец и возлюбленная, играют главную роль в самоидентификации протагониста, являясь своеобразными проекциями его личности, в горизонте властно-жреческого ореола которых он осознает собственную самость воителя. Рылеев же в своей думе тенденциозно разведет фигуры царя и Ермака в стороны, именно на первого возложив вину за гибель героя, который значителен сам по себе, вне соотнесения с монархом.

A. Н. Радищев в заметках о Ермаке говорил о том, что благородство фигуры Ермака несколько умаляют моменты, когда он чувствует себя завоевателем[876]. Не так у Хомякова. Здесь Ермак – исполнитель царской воли, миссионер-христианин (хотя это последняя функция у Хомякова не так очевидна), не столько завоеватель, сколько защитник рубежей и свободы России.

Проблема трагического героя становится у Хомякова проблемой самоидентификации, осознания Ермаком своей самости и предназначения. Герой Пастернака приходит к самости не через внутреннюю борьбу и искупление некоей вины, что в духе Аристотеля вкладывал в схему своей трагедии Хомяков, – хомяковское произведение построено на очень жесткой логической схеме, – a через свободное и легкое припоминание. Миссия героя «Ожившей фрески» самораскрывается чудесным способом. Христианизация контекста пастернаковского стихотворения приводит к благостному самоузнаванию героя, самоидентифицирование раскрывается как дарование благодати вместо трагедийного катарсиса «Ермака»[877]. Так в «Ожившей фреске» проступают элементы мистерии, духовной драмы, в силу христианского контекста действия и интриги присущие, впрочем, и хомяковскому «Ермаку»[878]. Мистериальный контекст ляжет в основу и «Стихотворений Юрия Живаго», где фигура святого Георгия, «вместе с Христом и Гамлетом»[879], также выступает моментом самоопределения персонажа.

Хомяковский интертекст у Пастернака, обращающий не только к фигуре воина-защитника, но и к фигуре собирателя русских земель, апеллирует также к древнему образу «Святой Руси», который был значим для славянофилов и который явился результатом универсализации форм родовой, национальной жизни, их расширения до всемирных размеров; как известно, «Святая Русь» больше непосредственных географических пределов России и призвана выразить мировую роль и предназначение православного христианства как религии, выражающей, по мнению славянофилов, сущность русского самосознания. В этой связи особенно выразительна пастернаковская строка «О, как он вспомнил» (вместо ожидаемого «что он вспомнил») – личное припоминание героя оказывается тождественным восстановлению полноты художественно-исторической памяти в целом.

Космо-природное значение «земли» в конечном счете сливается у Пастернака со значением переносным («родина»), знаменуя предельную, «вселенскую» универсализацию «родного», если вспомнить выражения Вячеслава Иванова. Так славянофильская идея «особой стати» России находит в пастернаковском стихотворении свое преломление. Пастернак по сути предвещает в «Ожившей фреске» и дальнейшее дело воителя – освобождение от фашизма Европы[880], ее своеобразное «приращение» к России – «Святой Руси».

Более отдаленным фоном хомяковского присутствия в «Ожившей фреске» является обсуждавшаяся в разгар Великой Отечественной войны – и в эмиграции, и в стране – проблема сохранения преемственности между дооктябрьской Россией и Россией советской. Указанная проблема стала в то время фактом общественного сознания и вместе с тем картой, которую разыгрывал Сталин в собственных политико-идеологических целях. Демонстративно-чудесно сглаживающее острые углы и утверждающее не только непрерывность, но и полноту связи времен, вплоть до их распахивания в будущее, которое «чудесно» и, надо думать, в понимании автора минует советский эпизод русской истории, пастернаковское стихотворение вносит свой парадоксальный вклад в обсуждение этой проблемы.

С. М. Казначеев А. С. Хомяков – литературный критик