А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

В истории русской критики нередко бывало, что свое мастерство автор, рассматривающий текст, выражал не посредством пространных трактатов и исследований, а в жанре критической миниатюры, лаконичного выступления, экспресс-анализа, как бы мы сказали сегодня. Таковы, например, двухстраничная статья Н. М. Карамзина «Что нужно автору», большинство суждений и отзывов А. С. Пушкина, некоторые фрагменты из «Дневника писателя» Ф. М. Достоевского. Ограниченное пространство краткого критического выступления не дает возможности растекаться мыслию по древу, излагать пространные философские, идеологические или эстетические доктрины, но зато заставляет автора мыслить энергично, высказываться четко и ясно, цитировать точно, подводить итоги решительно. Вероятно, в этих качествах и состоит подлинное мастерство критика.

В творческом активе А. С. Хомякова немало работ серьезных, развернутых, углубленных. Авторская мысль пласт за пластом пронизывает избранную проблематику, постепенно докапываясь до истины. Значение и достоинство таких статей, как «О старом и новом», «О возможности русской художественной школы», не подлежит сомнению и давно глубоко изучены. Но не меньший эстетический интерес вызывают его критические экзерсисы малой формы: разборы оперы Глинки «Жизнь за царя», картины А. Иванова «Явление Христа народу», суждения о произведениях Н. В. Гоголя, Л. Н. Толстого, Д. В. Веневитинова, И. В. Киреевского, С. Т. Аксакова. В яркой и непринужденной манере Хомяков высказывает оригинальные и в то же время весьма убедительные мысли.

Но своеобразной вершиной хомяковского критического наследия следует назвать его рецензию на драму А. Ф. Писемского «Горькая судьбина». Именно в ней проявились во всем блеске хлесткая, афористичная манера писателя, его недюжинный писательский темперамент.

Вначале несколько слов о судьбе этой пьесы. Народная драма Писемского впервые появилась в печати на страницах «Библиотеки для чтения» (1859, № 11). Опубликованию ее предшествовала довольно упорная борьба с цензурой. Поначалу цензор С. Н. Палаузов пропустил было ее к публикации, но затем возникли затруднения. В рапорте И. А. Гончарова предлагается «пo личному приказанию господина министра народного образования (им был в то время Е. П. Ковалевский. – С. К.) по исключению и переделке автором некоторых мест» оставить разрешение в силе. Другой цензор – А. В. Никитенко – уже детально указал на те места, которые подлежат изъятию из текста или коренной переделке в силу того, что «в настоящую минуту, когда крестьянский вопрос в самом разгаре, печатать эту драму найдено неблагоразумным». Не будем забывать, что это происходило в годы, предшествовавшие крестьянской реформе Александра II, и власти избегали будоражить общественное мнение.

Тем не менее драма была не запрещена, а лишь на время остановлена. Писемский внес изменения. Еще до окончания работы драматург читал ее фрагменты публично, а по свидетельству И. И. Панаева, наряду с Островским он считался «лучшим чтецом своих произведений». Слушатели отмечали незаурядность пьесы, а ее автор удостоился Уваровской премии.

В 1863 году сам автор выступил в любительской постановке пьесы, исполнив роль главного героя – Анания. Затем были спектакли Александринского (Санкт-Петербург) и Малого (Москва) театров. Но эти постановки не принесли большого успеха, так как проходили в тени скандала, связанного с выходом в свет «Взбаламученного моря». По крайней мере, так свидетельствует в комментариях к драме М. П. Еремин, который вообще высоко ценил это произведение и считал его лучшей русской пьесой в народном духе.

Вообще говоря, любой скандал только усиливает интерес публики к персоне автора и его творчеству. Поэтому прохладный прием драмы нужно искать в чем-то другом, а именно – в ее художественных достоинствах (если таковые имеются) и недостатках. М. Е. Салтыков-Щедрин в «Современнике» публикует фактически разгромный разбор пьесы, намеренно сгущает краски, ставит ее на уровень ремесленнической поделки, а то и ниже.

К. С. Аксаков в «Русской беседе» (1860) еще более резко формулирует свою точку зрения: «Трудно себе представить более неприятное и даже оскорбительное впечатление, какое овладевает при чтении драмы».

В принципе подход довольно тенденциозный и, казалось бы, неестественный. Русская драматургия со времен Карамзина, Клушина, Плавильщикова и Фонвизина искала представителю простого народа путь на сцену. Иногда это получалось: пьесы Островского привели в театр целую галерею народных типов. К этому стремился и Писемский. Не удалось – таков вердикт скоропалительных судей.