«В другой раз… Нет-нет, не теперь, кажется… Не стоит, право…» – наконец ясно определился он, тем не менее, сожалея, что не озвучил одну из самых удивительных историй своей советской молодости. Ту самую, когда книгу писателя-диссидента ему, тогда ещё рядовому практиканту, дал «почитать» на ночь никто иной как курировавший в те времена «дворянскую» поликлинику капитан госбезопасности Василий Васильевич Лиходед. Он, кажется, застрелился после развала СССР…
– Эмма Дмитриевна, скажу Вам, милейшая, это хирургиня от Бога, – нежно проговорил Нестеров. – И человек замечательный! Сверхзамечательный, доложу я Вам. И мы сейчас ей позвоним!
Эмма Дмитриевна не ответила.
– Наверное, на операции наша Эмма Бовари! – вдохновенно улыбнулся Игорь Аркадьевич. – Ну да ничего, милейшая Вера Константиновна. Я дозвонюсь. В любом случае, там, в больнице, когда Вас положат на операцию, запросто скажите Эмме, что Вы от меня.
Он ещё раз поглядел анализы Веры и с силой опустил обе свои руки на стол перед собой:
– Вашу болезнь ещё можно поймать. Она пока проявила себя достаточно локально…
В смоленском селе Мужицкое на танцы молодёжь собирается в клуб летом часов в одиннадцать вечера. Идут через лес. Клуб – домишко в два окна, две тусклых лампочки, за стеной – сырзаводишко.
Девки поют по дороге. Сдержанно. Парни слегка пьяные, но достаточно ещё тихие. На разгоне.
Танцуют «шерочка с машерочкой». Вальсируют. Хотя гармонисты, их трое, играют остервенело, кто во что горазд. Рвут меха и душу. За полночь девки выносят на середину клуба стул и кладут на него ремень; какой-нибудь парень берёт его, подходит к облюбованной девчоночке и несильно бьёт им по её плечу или спине. Далее с форсом бросает ремень на пол: знак, она пойдёт с ним! Вопрос решён. Их тут же выгоняют обоих на улицу в тёплый туман этим же ремнём. А если парень, оглядевшись, положит ремень обратно, тот достаётся другому ухажёру. И так далее под осатаневшую гармошку. Все по очереди. Вместо парня ремень может взять девушка. Тогда ей следует ударить своего избранника. И если, оттянув того ремнём, бывает, очень ощутимо, она также бросит его себе под ноги, обязательно удало дробью пройдёт «с перебором», тогда парень шагает за ней, нарочито понуро схватившись за голову. И их тоже поторапливают на выход тем же ремнём. Такой обычай назывался «ремешок». Если нет стула – ставили гармонь под ремень. Ещё деталь решительная, без которой никак нельзя: после танцев на почве ревности обязательно завязывается драка, всегда с ножами. Но никто не заявлял, если даже его пырнут. Серьёзных ранений не бывало. Вот такое БДСМ имело место на Смоленщине полвека назад.
– Не хочу никакой операции!.. – это были первые слова Веры, когда она вернулась от Игоря Аркадьевича. – Пусть всё идёт своим чередом… Если Боженька решил, чтобы я заболела и умерла, надо это смиренно принять…
Она говорила с вдохновенным бунтарским выражением на лице.
– А если наверху приняли решение, чтобы ты заболела и выздоровела, проявив в пример всем остальным достойное мужество и волю к жизни? – твёрдо сказал я, словно был своим человеком там, на небесах, где выносятся вердикты как всему человечеству, так и его отдельным особям.
Вера опустилась на колени перед нашим домашним иконостасом. Я возле него всегда испытываю обострённое чувство вины. Мне кажется, что иконам в доме такого, как я, обычного, изначально греховного человека, больно находиться.
Само собой, к Вере это не относится. Этот домовой иконостас её рук дело. Она его старательно, душой собирала долгие годы по разным храмам и монастырям. То есть не просто покупала иконы, а всегда брала ту, с какой у неё неожиданно устанавливалась незримая тонкая связь.
Мне показалось, что лики нашего иконостаса сейчас сострадательно смотрят на Веру. Я напряжённо молчал. Чтобы не помешать ей услышать их ответ.
Ответа не было.
– Я стану калекой. Тебе оно надо, Витенька? – поморщилась Вера. – Больная жена никакому мужу не нужна… Нет, я откажусь от операции. И будь что будет.
И тогда я рассказал Вере одну историю, которую недавно мельком услышал, натягивая на свою уличную обувь бахилы в предбаннике онкологического диспансера. До сих пор я почему-то не решался это сделать. Наверное, эта история ждала своего часа. Кажется, он настал. История была про пожилую пару. Идеальную во всех отношениях. Эти муж и жена так любили друг друга, что, несмотря на свои преклонные годы, всегда и везде ходили, держась за руки. В чести у них было домашнее пение романсов в два голоса, чтение вслух Лермонтова, Чехова или, скажем, Тютчева. А когда у неё вдруг обнаружили неоперабельный рак, он покончил с собой, чтобы не видеть её смерть.
– А она выздоровела? – до слёз смутилась Вера.
– Я этого не понял, а переспросить было неловко…
– Ладно, пусть режут… – вздохнула Вера.