А земля пребывает вовеки

– Товарищ конфискующий, войдите в положение тех, у кого конфискуют. Одно за другим в городе возникают правительства, объявляющие, что они, наконец, «твёрдая власть», и, как мне кажется, они и возникают исключительно для того, чтобы конфисковать. Немедленно приходят бумаги для подписи, именно, как вы уведомили меня, «законным порядком». Подписаны бумаги или нет, они конфискуют. Предыдущее правительство взяло даже узел белья, приготовленного для стирки, не ожидая, когда мы постираем, – так оно спешило сделать что-то для блага человечества. Чаще других приходила бывшая портниха Полина Смирнова, неизменно с бумагой – подписывать. Но сегодня что я вижу? Полина, оказывается, не правительство и не твёрдая власть, а сидит в тюрьме. Как знать мне, кто среди вас твёрдая власть и кто преступник? Клим Попов и Варвара Бублик – это одно ц то же или разное? Оба облечены властью над жизнью и смертью граждан – и он, и вы, Варвара, пользовались ею. Затем слышу – Варвара Бублик расстреляла Клима Попова, – и я не вижу, где же была разница между ними. Судя по действиям, это две секции одной и той же власти. Теперь Клим – в могиле, Полина – в тюрьме, Варвара – на платформе, но где же наши вещи? хотя бы узел белья, приготовленного для стирки? Его взял представитель власти, вооружённый декретом, с печатью, и с ним солдаты, вооружённые винтовками. И тоже приказ: подпишите. Вот и на прошлой неделе ворвался к нам человек и стал срывать ручки дверей, вешалки и лампы и складывать в корзину. Гляжу и не знаю, вор это или просто правительство. Но подписи не просит, о благе человечества ни слова, и нам ни упрёков, ни нравоучений. Не ругнувшись ни разу – представьте! – не пристращав ничем, молча сделал своё дело и ушёл. Да, думаю, так, с таким тактом может поступать только вор. Приятный человек! Учитесь у таких.

Лицо Варвары начало краснеть.

– Довольно! – крикнула она в гневе, стукнув кулаком по столу.

– Это вы на м е н я кричите? – деланно удивилась Анна Валериановна. – «Учитесь властвовать собою», Варвара! Как видите, я сохраняю полное самообладание, зная, с ке м я говорю, и помня всё. Ах, напрасно вы спешите расстреливать учителей гимназии… вы могли бы ещё кое-чему получиться…

– Довольно! – ещё раз крикнула Варвара.

– О, пожалуйста! Вызванная на допрос, я говорю, полагая, что вы д е й с т в и т е л ь н о ж е л а е т е з н а т ь, почему я не желаю подписывать бумаг. Я с удовольствием замолчу. Неужели вы думаете, что я н а с л а ж д а ю с ь беседою с вами? Могу я уйти?

На платформе совещались: это сумасшедшая? она на свободе? определённо помешанная.

– Приступим к делу, – объявила Варвара.

– К делу? – удивилась Анна Валериановна. – В своё время я в с ё с д е л а л а для вас, Варвара, выбрав подходящее время, и вы в с ё с д е л а л и для меня. Вы полагаете, вы сделали ещё недостаточно?

Секретарь начал ей задавать вопросы, и она отвечала ему спокойно и кратко. Да, «Услада» была переведена на её имя. С каких пор? Когда покойный генерал Головин уходил на войну. Почему? Предполагая, что может быть убит, он желал освободить жену от всяких хлопот по делам вообще. Бумаги в порядке? Все документы на руках и в порядке. Есть совладельцы? Нет никаких. Завещание? Да было и составлено братом тогда же. Имущество должно перейти к тем из его детей, кто будет жив после войны. Заложено? Нет, ничто не заложено. Долгов по усадьбе нет и не было. Никаких семейных споров о завещании нет и не было.

– Ещё один, последний вопрос, гражданка Головина, – заговорила Варвара. – Кого из детей генерала Головина вы полагаете в живых?

На этот вопрос, вздрогнув и сильно побледнев, Анна Валериановна не отвечала.

– Ну? – повысила голос Варвара.

– Их было трое, – сказала Анна Валериановна тихим, вдруг надломленным голосом. – Их было трое.

Она боролась с внезапным приступом слабости и головокружения. Где-то таилась опасность. Может быть, Мила уже найдена?

– Ну?

– Димитрий – старший. Не о нём вы спрашиваете?

– Нет, о нём я не спрашиваю.

– Второй – Борис.

Головины ничего не знали о нём. Они надеялись и молились, не называя его имени вслух. Пусть забудется имя… пусть враги забудут о нём!

– Ну?

– По слухам, он был убит в первые дни революции. Мы с тех пор ничего не слыхали о нём.

– Кем убит?

– Неизвестно. Мы ничего не знаем точно.

– Должно быть, убит своими же солдатами.

Анна Валериановна впилась глазами в Варвару, пытаясь угадать, знает ли Варвара что-либо о Борисе.

– Но ведь как-то вы узнали же о его смерти. Есть доказательства смерти?

Она ничего не знает о Борисе, радовалась тётя.

Вслух она сказала уже спокойно:

– Мы получили тогда открытку без подписи. О смерти сообщил, верно, кто-либо из друзей или солдат, кто знал наш адрес.

– Можете вы представить суду эту открытку?

– Нет. Я уничтожила её. Она была на моё имя.

– Зачем уничтожили? С какой целью?

– Я пыталась скрыть это несчастье от его матери. Она могла бы найти открытку. Не зная, она могла надеяться, что сын жив.

– Так, но вы сказали: «мы получили открытку, мы узнали». Кто это «мы»?

– Я и моя племянница.

– Мила?

– Людмила Петровна.

Помолчав, Варвара спросила: