Его сиятельство мистер Лежебок: Уверяю вас, мисс О'Кэррол, - никогда. Пока не приехал в Кошмарское аббатство. И любить, скажу я вам, так приятно; но от этого столько тревог, что, боюсь, я не выдержу напряжения.
Марионетта: Преподать вам краткий способ ухаживать вовсе без тревог?
Его сиятельство мистер Лежебок: Вы безмерно меня обяжете. Я горю нетерпеньем выучиться вашему способу.
Марионетта: Садитесь к даме спиною и читайте Данта; только непременно начните с середины и листайте сразу по три страницы - вперед и назад, - и она тотчас догадается, что вы от нее без ума.
Его сиятельство мистер Лежебок: Вы изволите шутить, мисс О'Кэррол. Леди, конечно, подумает, что я ужаснейший невежа.
Марионетта: Нисколько. Разве что удивится тому, как странно иные выказывают свои чувства.
Его сиятельство мистер Лежебок: Однако ж, покоряясь вам...
Мистер Флоски
Его сиятельство мистер Лежебок: Я осмелился это заметить, хоть говорю о подобных предметах с сознанием собственного ничтожества в присутствии такого великого человека, как вы, мистер Флоски. Я не знаю Дантовых форм и фигур, не знаю даже цвета его чертей, но, коль скоро он входит в моду, заключаю, что они у него черные; ибо черный цвет, я полагаю, мистер Флоски, и особенно черная меланхолия в моде у нынешних сочинителей.
Мистер Флоски: В самом деле на черную меланхолию большой спрос, но, когда - чем черт не шутит - ее нет под рукой, ее заменяет зеленая тоска, серая скука, а также хандра, уныние, ночные кошмары и прочая чертовщина. Из-за чая, поздних обедов и Французской революции все пошло к дьяволу и в игру вступил сам дьявол.
Мистер Гибель
Мистер Флоски: Здесь не игра слов, но суровая и горестная истина.
Мистер Лежебок: Чай, поздние обеды, Французская революция. Я не вполне улавливаю связь идей.
Мистер Флоски: Я бы весьма огорчился, если б вы ее улавливали; мне жаль того, кто улавливает связь собственных идей. Еще более жаль мне того, в чьих идеях любой другой улавливает связь. Сэр, величайшее зло в том, что моральная и политическая литература наша чересчур доступна; доступность, вообще ясность, свет - величайший враг таинственного, а таинственное - друг вдохновенья, восторга и поисков. А поиски отвлеченной истины - занятие исключительно благородное, если только истина - цель поисков - настолько отвлеченна, что недоступна человеческому пониманию. И в этом смысле меня вдохновляют поиски истины. Но только в этом, и ни в каком другом, ибо радость метафизических изысканий не в цели, но в средствах; и, как скоро цель достигнута, нет уже радости от средств. Для здоровья уму нужны упражнения. Лучшее упражнение ума - неустанное рассужденье. Аналитическое рассужденье - занятье низкое и ремесленное, ибо ставит своей целью разобрать на составные части грубое необработанное вещество познания и извлечь оттуда несколько упрямых вещей, именуемых фактами, которые, как и все даже отдаленно ни них похожее, я от всего сердца ненавижу. Синтетическое же рассужденье стремится к некоей недостижимой отвлеченности, подобной мнимой величине в алгебре, начинается с принятия на веру двух положений, которых нельзя доказать, объединяет эти две посылки для создания третьей, и так далее до бесконечности, несказанно обогащая человеческий разум. Прелесть процесса состоит в том, что каждый шаг ставит вас перед новым разветвленьем пути, и так в геометрической прогрессии; так что вы непременно заблудитесь и сохраните здоровье ума, постоянно упражняя его бесконечными поисками выхода; потому-то я и окрестил старшего сына Иммануил Кант Флоски.
Его преподобие мистер Горло: Как нельзя более понятно.
Его сиятельство мистер Лежебок: Но каким образом ведет все это к Данту, к черной меланхолии, хандре и ночным кошмарам?
Мистер Пикник: К Данту, пожалуй, не совсем, но к ночным кошмарам ведет.