Аборигены, кенгуру и лайнеры

Но вернемся к 1948 году. Несмотря на постоянные дожди, я совершил одну-две короткие экскурсии в буш: меня тянуло посетить известные мне с прежних лет лагерные стоянки аборигенов. Я надеялся встретить кое-кого из туземцев, которых я знал раньше. На месте одного лагеря я нашел остатки костра и скорлупу черепашьих яиц, все остальные стоянки были покинуты.

Первой неудачей, которая постигла экспедицию после высадки на Грут-Айленде, был установленный радистом факт, что переносная радиостанция, которую мы взяли с собой, не действует и что запасные части прибудут только с судном. Наше жалкое положение усугублялось тем, что всего за несколько дней до нашего прибытия прекратила работу рация Фреда Грея. Таким образом, мы оказались совершенно отрезанными от внешнего мира, и прибытие ожидаемого нами судна стало для нас вдвойне важным. Наше беспокойство росло, поскольку погода все ухудшалась, а на горизонте не показывалось никакого судна. К тому же кончались и продукты, которые мы привезли с собой на летающей лодке. Конечно, голод нам не угрожал, у Фреда Грея было еще несколько тонн пшеничной муки, но перспектива жить только лепешками и мармеладом нас не очень воодушевляла.

Через несколько дней после нашего прибытия погода совсем испортилась: дожди шли теперь не время от времени, а беспрестанно, и такие сильные, какие бывают только в тропиках. И это в апреле, в начале сухого сезона! Однажды за двадцать четыре часа выпало двадцать два сантиметра осадков! На следующий день продолжал лить дождь, и вода с шумом обрушивалась, на палатку Маунтфорда, где мы держали военный совет. Самым важным в этих условиях было связаться по радио с Дарвином. Это можно было сделать только по радиопередатчику миссии Ангургва, но до нее пятьдесят шесть километров. Конечно, можно послать кого-нибудь из туземцев, написав, что нужно передать в Дарвин. Но, не говоря уже об ужасной погоде, у нас не было уверенности, что посланный нами человек дойдет куда нужно, и пришлось бы ждать много дней, пока он вернется с ответом. Это только прибавило бы нам беспокойства. Не оставалось ничего другого, как отправиться кому-нибудь из состава экспедиции. Но при этой мерзкой погоде… В тот день выпало тридцать сантиметров осадков, и не было никаких признаков, что погода идет на улучшение. Кроме того, с северо-запада дул сильный ветер, хотя, к счастью, не циклон — за это я, как метеоролог, мог ручаться.

В нашей беседе принимал участие и Фред Грей: нам нужны были его советы. Кто-то предложил, чтобы Фред Грей подвез посланца часть пути на своем лихтере. Это судно прежде использовалось для заправки бензином летающих лодок, но потом, когда оно пришло в плачевное состояние, его бросили. Фред Грей привел в порядок машину и плавал на нем по лагуне (однажды в хорошую погоду доплыл даже до миссии). Но теперь погода явно не была хорошей, и меня нисколько не радовала мысль проделать на этом судне и в таких условиях хотя бы часть пути. Мы должны будем плыть на лихтере на сколько возможно дальше вдоль юго-западной косы северной бухты Грут-Айленда, где, спасаясь от ветра, нам нужно сойти на берег. Таким образом удастся укоротить путь на шестнадцать километров.

Маунтфорд, Суини, чиновник из Департамента по делам аборигенов, и я вместе с пятью выбранными мною надежными туземцами должны были ехать с Фредом Греем. Из членов экспедиции я был единственный, кто уже проделывал этот путь, правда в совершенно иных условиях.

На следующее утро мы поднялись пораньше и рассказали туземцам о нашем намерении. Я взял свой рюкзак, другие — маленькие сумки со строго ограниченными запасами чая, сахара, хлеба и три банки солонины на всех. Этого должно было хватить, если все пойдет хорошо. Каждый из нас нес по резиновой подстилке, на которую мы клали постель, когда спали в палатке. Ее мы использовали и как накидку для защиты от дождя. Кроме того, каждый взял что-то, чтобы покрыть голову. У меня на голове была дешевая шляпа того типа, о которой в обиходе говорят, что ее «корова жевала».

Когда мы встали, дождь шел по-прежнему сильный, но с перерывами. Наконец показалось, что начало проясняться, хотя ветер продолжал бушевать.

С явным намерением довести нас до полного отчаяния мотор лихтера никак не хотел заводиться, словно старое судно не решалось сменить спокойные воды лагуны на открытое море. Поэтому мы отчалили только около десяти часов. В то время как мы покидали Умба-Кумбу, сквозь тучи прорвалось солнце, во всяком случае, дождь уже не шел, и много аборигенов собралось на берегу посмотреть, как мы уезжаем.