Адам Смит в Пекине

Однако ни Чэнь, ни его современники «не отвергают конфуцианского идеала общественной гармонии в угоду представлению о ничем не сдерживаемой борьбе на рынках... и откровенной политики laissez-faire (полной свободы торговли)»[591]. Хотя Смит не был конфуцианцем, как мы видели в главе 2, он, как и Чэнь, не принимал идею обращения к политике laissez-faire, если это идет в ущерб общественному спокойствию и национальной безопасности. И окажись он на месте Чэня, он, наверное, поступал бы так же. Правда, Смит считал, что развитие внешней торговли, в особенности с использованием китайского флота, способствовало бы дальнейшему обогащению Китая. Однако в своем «Богатстве народов» он выступает именно за такое экономическое развитие, которое проводили правители Цин: приоритетное развитие сельского хозяйства, перераспределение земли и ее культивация, создание и расширение внутреннего рынка.

Недостаток представлений Чэня и правителей Цин о развитии страны состоит не в том, что они отвергали безоговорочное обращение к политике laissez-faire, а в том, что они не видели, как собирается буря, готовая обрушиться на берега Китая. Как и Смит, они не смогли увидеть, что по видимости «неестественный» путь Европы к изобилию по существу был переустройством мира через созидательное разрушение, чего еще не знала история мира. По словам Макнила, «европейские корабли вывернули Евразию наизнанку. Теперь местом столкновения с чужаками становятся не степи, а моря, и автономному существованию азиатских народов и государств приходит конец»[592]. Если уж Смит, находившийся в эпицентре бури, не видел ее приближения, то надо извинить слепоту Чэня и правителей Цин. Важнее то, что они, как и многие наши современники, не видели фундаментальной разницы между капиталистическим и некапиталистическим рыночным развитием.

Капиталисты в некапиталистической рыночной экономике

В заключении своего классического исследования о формировании «самого большого и устойчивого государства в мире» Марк Элвин высказывает мысль, что в результате собственных успехов в развитии гигантского национального рынка Китай попал в ловушку в высокой точке равновесия. Из-за быстрого роста производства и населения истощились все ресурсы, кроме рабочей силы, и поэтому вводить повышающие доходность инновации становится очень трудно.

Уменьшение излишков сельскохозяйственной продукции, падение доходов и спроса на душу населения, снижение стоимости рабочей силы и рост затрат на ресурсы и капитал, когда технологии в сельском хозяйстве и на транспорте уже достигли такого высокого уровня, что усовершенствования становятся непростыми, привели к тому, что крестьяне и торговцы уже не могли двигаться в сторону трудосберегающей механизации, но только в сторону экономии средств на ресурсах и на основном капитале. Огромные, но практически статичные рынки не могли создать для системы производства тех узких мест, которые стимулировали бы творческую активность. Когда возникает кратковременная нехватка чего-либо, расторопность торговли при дешевом транспорте становится более действенным и надежным средством, чем изобретение новых машин. Эту ситуацию можно характеризовать как «ловушку в высокой точке равновесия»[593].

Из сказанного не вполне понятно, когда конкретно Китай попался в ловушку в высокой точке равновесия. Элвин делает два утверждения, которые не то чтобы помогают ответить этот вопрос, но определяют природу рыночного развития при династии Мин и в начале правления Цин. Первое состоит в том, что с отменой крепостничества и кабального арендаторства в эпоху Цин в сельских районах началось развитие «общества совершенно нового типа». Второе — в том, что «технологические инновации и изобретения в период 800-1300 годов привели к таким невероятным переменам, результат которых может быть описан адекватно только как революция, так что последующее развитие Китая замедлилось не только относительно быстро развивавшейся Европы, но и относительно предшествующего развития самого Китая»[594].

Описание развития Китая до 1300 года выходит за рамки нашего исследования. Здесь нам достаточно сказать, что есть надежные основания (включая приводимые Элвином) поверить утверждению Кристофера Чейз-Данна (Christopher Chase-Dunn) и Томаса Холла (Thomas Hall), что «капитализм» едва не состоялся в Китае эпохи Сон[595]. В настоящей главе мы уже отмечали, что тенденции, ставшие типичными для развития Европы по капиталистическому пути в «долгом» XVI веке, уже имелись в Китае в эпохи Сон и Юань. Поэтому замедление развития Китая после 1300 года можно рассматривать как первое попадание в ловушку в высокой точке равновесия — что, кажется, делает и сам Смит, когда замечает: «Возможно, еще задолго до Марко Поло Китай приобрел все те богатства, которые можно было приобрести при его законах и институтах»[596].