Адмирал Вселенной

«А теперь надо внимательно осмотреть крепление всех агрегатов, не отвернулись ли гайки. Черт, слезы мешают. Как это ветер просачивается под очки. Как насосом качает».

Сергей осмотрел крепление всех агрегатов на моторе.

«Все в порядке. А теперь назад. Ты опять стучишь? Ведь я просил тебя стучать помедленнее. Сережа, ведь ты не трус. Ведь ты даже не побоялся сходить за игрушками в темный сад, а сейчас светло и совсем не страшно».

Сергей, заученными движениями хватаясь за рас чалки и преодолевая давление воздуха, добрался до кабины.

На него серьезно глядели из-под очков светло-карие глаза Долганова.

«Что?» — спросили глаза.

Сергей показал большой палец.

«Молодец!» — сказал Долганов глазами.

Этот диалог «слушал» и командир и еле заметно кивнул головой: порядок. Этот кивок Сергей увидел глазами, которые у него сбоку.

«Как хорошо, что у меня очки, — подумал он. — Ведь от страха мои глаза предательски округляются».

На земле Сергей пристроился к палубной команде — помогал закатывать гидроплан в ангар.

Шляпников тоже пристроился к матросам, но закатывал аппарат скорее для виду, потому что места, где бы он мог схватиться, не было. Он просто просунул руку в перчатке между плечами двух матросов и держался за крыло.

— Раз-два, взяли! Еще взяли! Сам пошел-пошел-пошел! Хорош!

Потом возвращались по домам.

— Молодец, — сказал Долганов, — Большинство в первый раз как высунутся по пояс из кабины и думают полчаса, а ты не думал ни секунды. «Неужели я не думал?» — удивился Сергей.

— Да, — подтвердил Шляпников, — другие очень долго думают — трусят. Летун из тебя получится — гарантирую.

— Александр Васильевич, но ведь я боялся и думал, — возразил Сергей.

— Значит, думаешь быстрее, чем другие. Это еще лучше — уметь думать. А страх он есть и у самых храбрых людей. Победить страх — вот в чем штука.

— А вам было страшно, когда вы летели выполнить задание?

— Еще как страшно!

Сергей был очень благодарен командиру за откровенность.

«Он так храбр, что не побоялся сказать, что ему было страшно», — подумал он.

— А что означают эти львиные морды?

— Черт его знает, — сказал Шляпников. — А что?

— Мой путь в отряд лежит мимо этих морд. Я их очень полюбил.

— Удивляюсь, как у тебя хватило силенок запустить мотор, — сказал Долганов.

У Сергея было радостное настроение, какое бывает всегда после того, как победишь страх и когда ты с теми, кого любишь.

Был вечер. Солнце красным кругом легло на море. Мария Николаевна сказала:

— Сережа, погляди, как красивы облака. У них опаловые края.

— Сверху и вблизи они еще красивее, они… — Сергей осекся.

— Что ты сказал?

— Нет, это я просто так.

— Так вот почему у тебя рубашки пахнут бензином и касторкой. Ты летал. Ты без моего разрешения летал!

— Нет, мамочка, я не летал.

— Ты врешь матери.

— Я хотел сказать, что я не летал, а меня возили. Летать я буду чуть попозже и обязательно прокачу тебя и покажу тебе облака сверху. Ты будешь в восторге. У тебя такая поэтическая душа.

Мария Николаевна молчала.

Сережа стоял на руках посреди комнаты, когда вошел Баланин.

— Надо с тобой поговорить, — сказал отчим. — Прими нормальное положение. Разговор серьезный и, быть может, для тебя не слишком приятный.

— Слушаю вас, — сказал Сергей и сел на диван. — Я примерно догадываюсь, о чем пойдет речь.

Баланин ходил по комнате взад-вперед.

— Я недавно встретил Темцуника. Он сказал, что ты стал хуже учиться и бегаешь с уроков. Как ты сам смотришь на собственные деяния?

— Я был не прав. Это был первый и последний раз, когда я сбежал с урока. У меня было игривое настроение.

— А тебе не кажется, что у тебя всегда игривое настроение?

— Нет, мне так не кажется.

— Хвалю тебя за то, что ты не сказал, что с тобой убежала половина класса.

— Спасибо.

— Это по-мужски, и я с тобой буду говорить как мужчина с мужчиной.

— Я нарочно отвечал только за себя, зная, что вам это понравится. Я знал, что Темцуник вам говорил не только обо мне.

— То, что ты психолог, тебе поможет в дальнейшем, если «дальнейшее» у тебя будет и ты не кончишь свою жизнь более-менее неожиданно, свалившись вместе с аэропланом.

— Далеко не все летчики падают.

— Да, каждый уверен в своей судьбе, но тем не менее просмотри журнал «Вестник воздушного флота», и ты увидишь в каждом номере по нескольку некрологов. По статистике в авиацию идут сейчас только две сотых процента.

— Две десятых. Я читал.

— Пусть две десятых — неважно.

— В авиации неприятности происходят только от разгильдяйства.

— Смею думать, что не только.

— Неужели вы тоже интересуетесь авиацией и имеете о ней суждение?

— Как ты знаешь, я учился в Киевском политехническом институте, к нам в девятьсот восьмом году приезжал Николай Егорович…

— Жуковский?! И вы его видели?