Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии

Стоит ли удивляться, что начало первой мировой войны было для него подарком судьбы? Он благодарил небеса, пославшие это бедствие, ибо оно разом избавило его от необходимости решать, что ему делать со своей жизнью. Война разразилась в тот самый момент, когда он уже не мог далее скрывать от самого себя свою несостоятельность как художника. Война избавила его от унижения и подарила ему чувство законной гордости от сознания собственного героизма. Гитлер был хорошим солдатом. Без всякого покровительства (кроме, может быть, самого минимального) он получал боевые награды за храбрость. Его любило начальство. Он не был более отщепенцем. Это был герой, сражавшийся за Германию, защищавший и прославлявший ее своими ратными подвигами, ибо как солдат он отстаивал ценности национализма. Теперь он мог всецело отдаться всю жизнь терзавшим его страстям — быть разрушителем и победителем. Но это уже была реальная, настоящая война, — не то что война его детских игр. И, вероятно, он сам был на протяжении этих четырех лет более реальным, чем в любой другой период своей жизни. Это был ответственный и дисциплинированный человек, совсем не похожий на того, который еще недавно бил баклуши в Вене. Но война завершилась событиями, которые он воспринял как свою личную последнюю неудачу: поражением и революцией. Поражение еще можно было снести, революцию — нет. Революционеры восстали против всего, что было свято для сложившегося реакционера-националиста, каким был к этому времени Гитлер. И победили. Они стали вдруг хозяевами положения, особенно в Мюнхене, где возникла недолго продержавшаяся «Советская Республика».

Победа революции придала окончательную и необратимую форму разрушительным наклонностям Гитлера. Он воспринял ее как покушение на него лично, на его ценности и надежды, как покушение на величие, в котором он и Германия были едины. Все это было тем более унизительно, что среди лидеров революции были евреи, которых он в течение многих лет считал своими заклятыми врагами. И вот благодаря им он оказался беспомощным свидетелем крушения своих мелкобуржуазных националистических идеалов. Такое унижение можно было смыть, лишь уничтожив тех, кто был, по его мнению, в нем виноват. Победоносные союзники, принудившие Германию подписать Версальский договор, тоже вызывали у него ненависть и жажду мести, но в гораздо меньшей степени, чем революционеры и в особенности евреи.

В своей жизни Гитлер как бы поднимался по ступенькам неудач: нерадивый учащийся, исключенный из средней школы, провалившийся на экзаменах абитуриент, изгой, отлученный от своего класса, неудавшийся художник, — каждое поражение все глубже ранило его нарциссизм, все больше его унижало. И с каждой неудачей он все дальше уходил в мир фантазии. В нем нарастала ненависть, крепло желание мстить, развивалась некрофилия, уходившая корнями, по-видимому, еще в детские злокачественные инцестуальные наклонности. Война как будто положила конец полосе его неудач, но она закончилась новыми унизительными событиями: поражением немецкой армии и победой революции. Однако на сей раз Гитлер имел возможность превратить свое поражение и унижение в поражение и унижение нации. Это позволяло забыть о личных неудачах. Не он пал и был втоптан в грязь, но — Германия. Месть за Германию была бы личной местью. Спасение Германии было бы личным спасением. Смывая позор Германии, он смывал свой собственный позор. Теперь он знал свою цель: стать великим демагогом. Не художником, нет. Он нашел иную область, где у него был подлинный дар и где он мог по-настоящему рассчитывать на успех.

Мы слишком мало знаем об этом первом периоде жизни Гитлера, чтобы с уверенностью говорить о наличии в его поведении ярко выраженных некрофильских тенденций. Пока нам удалось выявить лишь характерологический фон, благоприятствующий возникновению этих тенденций: его злокачественные инцестуальные наклонности, нарциссизм, холодность, отсутствие интереса к предметам и к людям, привычка потакать своим желаниям, недостаток реализма, и как результат — неудачи и унижения. Но о жизни Гитлера начиная с 1918 г. известно уже очень многое. Вглядываясь в обширные относящиеся к этому периоду биографические материалы, мы все более отчетливо распознаем проявления его некрофилии.

Методологическое отступление

Разве некрофилия Гитлера нуждается в доказательствах — спросят, возможно, некоторые читатели, — ведь он без сомнения был разрушительной фигурой?