Несколькими днями позднее, 12 марта 1840 года из Парижа во французское посольство в Лондоне были посланы пространные официальные инструкции. В них Тьер выражал готовность принять любую дипломатическую комбинацию для обеспечения мира. Очевидно, эти бумаги, официально отосланные Гизо, на самом деле предназначались Пальмерстону. Новый глава Министерства иностранных дел Франции предлагал даровать Египет и Сирию египетскому паше и его наследникам и отвергал раздел Сирии как опасную затею, раскритиковав любые возможные силовые акции, направленные против паши[765]
. По мнению Тьера, они были неэффективны.К официальному письму, отправленному 12 марта 1840 года, Тьер приложил еще одно, более подробное, носившее частный характер и предназначавшееся строго для Гизо. «Mне кажется, будет довольно трудно договориться с лордом Пальмерстоном. Что касается нас, то мы не можем согласиться на сделку, которая ограбит пашу и будет реализована силовым путем, то есть согласованными действиями русских и англичан <…> С Вашими превосходными способностями, Вы, возможно, преуспеете в том, чтобы все провалить. И тогда из этого следует лучшее из всего возможного, то есть статус-кво. Этот статус-кво, может быть, приведет к соглашению между Портой и Египтом или хотя бы к четкому и простому обладанию пашой всем тем, что он захватил. У него не будет наследуемого права, что является лишь пустой формулировкой, но он будет обладать, что гораздо лучше, Аданой, Кандидом и Святыми местами. Статус-кво не сможет привести к столкновению, ибо у султана больше нет армии, а паша, оставленный в покое, не перейдет через Таврские горы. Таким образом, статус-кво станет наименее плохим финалом из всех, каких можно было ожидать <…> Нужно сделать так, чтобы взаимопонимание между Россией и Англией было невозможным <…> Надо показать, что при необходимости мы сможем выступать изолированно <…> Время на нашей стороне. Пройдет еще много времени до приезда полномочного турецкого представителя. Этим надо воспользоваться и не говорить ничего, что могло бы привести к быстрому принятию решения. Тем самым мы, возможно, сумеем выиграть два месяца»[766]
, — отмечал в письме Тьер.Действия Тьера во многом напоминали поведение его предшественника маршала Сульта, стремившегося затягивать переговорный процесс. По мысли Тьера, любые проволочки играли на руку французской дипломатии. Он рассчитывал склонить к принятию французских предложений другие стороны, уже отчаявшиеся достигнуть компромисса из-за долгих и мучительных международных консультаций. Свою задачу он видел в том, чтобы все заинтересованные стороны приняли позицию Франции о двойной наследственности (названной Тьером «статус-кво»), по которой Мухаммеду Али доставались бы в наследственное держание Египет и Сирия.
Гизо, напротив, считал опасным чрезмерное затягивание переговоров, о чем и сообщал своему руководителю в частном письме от 17 марта 1840 года. «Может случиться так, что все произойдет гораздо быстрее, — предупреждал французский посол в Лондоне, — и мы будем обязаны занять чью-либо сторону <…> заключение соглашения мне кажется вероятным <…> Английское правительство намерено покончить с исключительным протекторатом России в Константинополе, и оно придает этому вопросу крайнюю важность»[767]
.Тьер не обратил должного внимания на возражения посла и подтвердил свои инструкции в частном письме от 21 марта: «Мы не можем согласиться и предать пашу, как от нас этого требуют. Отныне мы не можем придерживаться иной линии поведения, кроме как бесконечно доказывать опасность задуманного. Нужно аргументировать терпеливо и настойчиво до тех пор, пока мы не окажем воздействия на английский Кабинет, доказывая ему, что мы непоколебимы»[768]
. Тьер не считал возможным для Франции идти на какие-либо уступки, в пользу чего Гизо высказался еще 1 марта в официальной депеше[769]. Он был убежден, что на условиях Великобритании и других великих держав вести переговоры бессмысленно, потому что их предложения отражают только османские претензии — возвращение турецкого флота, освобождение Мухаммедом Али сирийских земель в обмен на наследственное держание Египта — и не учитывают египетских[770].В то время как французское правительство надеялось выиграть время, Порта не собиралась медлить. 7 апреля 1840 года посол Османской империи в Париже Нури Эффенди передал ноту, в которой, ссылаясь на обязательство, данное европейскими государствами 27 июля 1839 года, турецкий султан потребовал помощи пяти великих держав и подписания конвенции, официально закреплявшей это обещание. Порта была согласна на передачу паше в наследственное держание только Египта.
Одиннадцатого апреля 1840 года Тьер в частном письме к Гизо дал первые инструкции по поводу того, какой линии следует придерживаться на переговорах. «Надо <…> учтиво вести себя со всеми, — писал он, — а официально сноситься только с лондонским кабинетом»[771]
. В целом позиция Тьера была встречена Гизо благожелательно.