Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века

По содержанию и языку последовавших официальных депеш можно сделать вывод, что правительство Франции вполне оптимистично оценивало дальнейшее развитие событий. В разрешении Восточного кризиса Тьер видел прекрасный для французской дипломатии шанс добиться огромного, небывалого успеха. В частном письме к Гизо от 31 июля он писал, что ситуация отнюдь не критическая — министр был абсолютно убежден, что до конкретных силовых действий дело не дойдет. Заканчивалось письмо такими словами: «Не будем же бояться и будем действовать согласованно. Воодушевление во Франции необыкновенное»[804]. Позиция Тьера в свете приведенного документа кажется абсурдной. Непонятно, на что надеялся глава Министерства иностранных дел Франции. Неужели он думал, что общественное мнение Франции сможет помешать проведению в жизнь уже согласованного документа, принятого в Кабинетах всех ведущих европейских держав? Между послом и министром наметилось глубокое расхождение во взглядах и оценках происходивших событий.

После подписания Лондонской конвенции правительство Франции продолжало придерживаться прежнего курса в Восточном вопросе: оно по-прежнему затягивало переговоры, чтобы не позволить державам предпринять решительные действия и дать паше время для завершения переговоров с султаном. Важно отметить, что всe французское руководство — начиная от дипломатов, военных и морских экспертов и заканчивая высшими политическими кругами во главе с королем Луи-Филиппом — было уверено, что у Мухаммеда Али достаточно сил, чтобы сдержать натиск европейской коалиции (осуществленный в виде блокады, бомбардировки побережья, наконец, десанта). В его военной мощи французы не сомневались[805].

Признавая пашу способным противостоять ограниченному контингенту европейских сил, Тьер все же отмечал его слабое место — Ливан, где было много христиан, восставших против египетского владычества. Поэтому Тьер подталкивал Мухаммеда Али к скорейшему решению этой проблемы, подавив восстание либо вооруженным путем, либо путем предоставления уступок. В качестве посредников на переговорах предлагалась французская католическая миссия на Ближнем Востоке[806]. Французская сторона призывала египетского пашу поскорее напрямую договориться с султаном, ведь в таком случае Лондонская конвенция потеряла бы всякий смысл.

Для того чтобы психологически надавить на европейских руководителей и удержать их от развязывания военных действий против Египта, французское правительство через прессу начало вести пропаганду войны, угрожать применением военной силы. 29 июля 1840 года Тьер объявил о первых мерах по перевооружению армии[807] и отправил своим послам донесения, содержавшие угрозы в адрес европейских дворов. Послы должны были предъявить их европейским правителям и их министрам. Правительство Франции предупреждало Россию, что если война все-таки случится, это будет революционная война, и тогда восстанет Польша; Пруссии и Австрии намекали на то, что война может перекинуться через Рейн и распространиться на Италию; Великобританию через Гизо предупреждали, что «паша способен, если будет существовать угроза, устроить большой пожар <…> Он перейдет Таврские горы и расстроит планы Европы»[808]. Вместе с тем французские дипломаты предупредили и Мухаммеда Али, что если он так поступит, то это будет означать только одно — его конец[809].

Глобальные размеры французского шантажа принесли свои плоды. Кабинету Тьера удалось полностью нейтрализовать, а в некоторых случаях даже перетянуть на свою сторону малые государства Западной Европы[810]. Русский посол в Париже граф П. П. Пален писал, что Швеция и Сардиния объявили о своем нейтралитете на случай европейской войны[811]. Пруссия, не выдержавшая давления, оказанного на нее Францией, заявила, что будет сохранять самый строгий нейтралитет и ограничится только моральной поддержкой тех мер, которые предпримут державы, непосредственно заинтересованные в разрешении Восточного вопроса[812]. Хотя дипломаты и посчитали такой нейтралитет пустой формальностью, сам факт его объявления был неприятен для союзных дворов. Однако главным результатом подобной политики стало то, что Австрия начала интенсивно искать пути примирения с французским правительством, явно испугавшись неожиданных размеров европейского конфликта. Австрийский канцлер К. Меттерних предложил собраться в Вене и пригласить туда Тьера для переговоров о примирении и возвращении Франции в «концерт» великих держав.

Уловка Тьера удалась: ему поверили даже в Туманном Альбионе, прежде всего в королевской резиденции — Виндзоре и в английском Кабинете министров. Некоторые влиятельные министры, такие как Дж. Кларендон, Дж. Рассел и Г. Холланд, настаивали на уступках, грозили подать прошение об отставке и тем самым доставляли немало хлопот Пальмерстону, не поверившему угрозам Тьера. Догадки Пальмерстона очень скоро подтвердил французский король, неосторожно сообщивший о своих истинных намерениях — ни в коем случае не доводить дело до войны[813].