Оценивая итоги Лионского восстания 1834 года и министерскую деятельность Тьера, следует отметить, что в период с 4 апреля 1834 года (когда Тьер приступил к выполнению обязанностей министра внутренних дел) по 9 апреля 1834 года (когда стало известно о бунте в Лионе) он не предпринял никаких паллиативных действий, чтобы ликвидировать угрозу восстания, которая, несомненно, ощущалась. Впоследствии, подавив восстание, Тьер не предложил какой-либо программы для преодоления недовольства населения Франции своими условиями жизни. Он считал, что трудовые отношения, как и экономика в целом, — не прерогатива государства, и поэтому оно не должно вмешиваться в эти сферы ни при каких обстоятельствах. Но если фабрикант и рабочий не могут договориться между собой, и одна из сторон организовывает мятеж, то непосредственной задачей правительства является скорейшее подавление этого мятежа, наказание его участников. Вместе с тем установка правительства на неучастие в решении трудовых конфликтов сохраняется.
Следует отметить, что в высказываниях Тьера (как, впрочем, и в речах большей части французских либералов того времени) не прослеживается социальная тематика. Проблема тяжелого положения рабочих в годы Июльской монархии была чужда Тьеру, анализ его выступлений периода 1830– 1840-х годов показывает, что он не интересовался этой темой. Он признавал, что рабочие хотят повышения зарплаты, но не считал, что их положение было нищенским. Таким образом, можно сделать вывод, что Тьер либо не придавал значения социальному вопросу (как до, так и после восстаний 1834 года), либо вовсе отрицал существование социального вопроса во Франции в 30–40-е годы XIX века.
Восстания 1834 года подтолкнули Тьера к мысли, что необходимо дозировано подходить к предоставлению обществу свобод. 5 декабря 1834 года он отметил: «Но вместе с тем, господа, я глубоко убежден <…> что в день, когда революция победила, нужно было иметь смелость остановить ее и противостоять ей, чтобы она не свернула в сторону; ибо я убежден, что все революции погибли только потому, что зашли слишком далеко»[361]
. В начале 1834 года Тьер даже сказал, что «мы не дадим все свободы сразу»[362].Тьер не прислушивался к мнению своих коллег — депутатов французского парламента[363]
. Во время парламентских дебатов 8 апреля 1833 года речь шла о наказании журналистов, критиковавших французское законодательство в области прессы, по их мнению, недостаточно либеральное. Надо сказать, что наказания за «политические преступления в печати» были действительно суровыми — тюремное заключение до пяти лет и штраф до шести тысяч франков в соответствии с законом, принятым в ноябре 1830 года[364].Во время состоявшихся дебатов либеральный депутат от департамента Мерт Пьер Себастьян Тувеналь призвал политиков конструктивно поразмыслить о «порядке, не как об отсутствии возмущения, безмолвия от страха, но скорее как о спокойствии духа, чем от успокоения силой»[365]
. Тувеналь предлагал не рассчитывать только на грубую силу в борьбе с оппозицией, но и задумываться о необходимости проведения реформ в стране, прислушиваться к требованиям оппозиции. Однако ни Тьер, ни другие члены Кабинета министров не последовали этому совету.Период после весны 1834 года для министра внутренних дел был не менее сложным и напряженным. С осени 1834 года по лето 1835 года властями было раскрыто семь покушений на короля еще на стадии их подготовки. Как вспоминал Ф. Гизо, «на смену восстанию пришло убийство (assassinat)»[366]
. Наиболее известным стало покушение бывшего члена «Общества прав человека» Джузеппе Марко Фиески 28 июля 1835 года. В тот день Луи-Филипп проводил большой смотр войск действующей армии и Национальной гвардии в Париже, приуроченный к празднованию «трех славных дней». В результате взрыва «адской машины», сделанной Фиески, погибли маршал Адольф Мортье, шесть генералов, два полковника, офицер Генерального штаба, девять офицеров и гренадеров Национальной гвардии и 21 зритель, среди которых была шестнадцатилетняя девушка[367]. Король чудом остался жив.Покушение Фиески оказало огромное впечатление на современников[368]
. «Различные печатные органы по-разному оценили покушение, объектом которого стал король. Большинство увидело в этом мерзкий, гнусный акт, который требовал высшей меры наказания. Республиканские и легитимистские газеты проявили себя более сдержанно. Но подавляющее большинство нации было возмущено. И первым результатом этого ужасного покушения было возвращение к королю многих колеблющихся душ», — вспоминал Тьер[369]. В ответ был нанесен мгновенный удар по республиканцам, которых с самого начала безосновательно (не было конкретных улик) обвинили в этом преступлении. Исполнитель преступления Фиески, бакалейщик Пепин и Мори, бывшие члены «Общества прав человека», были приговорены к смерти и казнены 19 февраля 1836 года.