Адольф Тьер, поддержавший этот законопроект, утверждал: «Я не нападаю на свободу прессы <…> я лишь нападаю на ее злоупотребления»[378]
. Выражение «злоупотребления свободой» отсутствовало в его лексиконе еще пару лет назад. В 1831 году он писал в «Монархии 1830 года»: «Несмотря на нападки прессы, еще более грубые, чем при Карле Х, Луи-Филипп никогда не сказал, что с прессой нельзя управлять, он ее никогда не обвинял и ей не угрожал»[379].Сентябрьские законы вызвали крайнее негодование и возмущение в стране. «Появление этих законопроектов встретило жесткую оппозицию. Вся пресса восстала», — отмечал Тьер[380]
. Патриарх французского либерализма престарелый Пьер Ройе-Коллар, неоднократно выступавший в защиту свободы прессы в годы режима Реставрации[381], возмущался дерзостью министра: как автор протеста журналистов 1830 года мог отречься в 1835 году от всего того, что защищал ранее?![382]В 1835 году действия Адольфа Тьера можно было объяснить желанием спасти монархию от беспорядков и анархии: «С помощью сентябрьских законов Тьер полагал утвердить спасение, сохранение парламентских институтов…»[383]
. Тьер надеялся, что «такие предосторожности, такие превентивные меры должны были обеспечить спокойствие»[384]. Он считал, что необходимо ограничить свободу ради спасения самих свобод. Иначе наступит анархия или диктатура, которая полностью уничтожит все свободы во Франции. Иными словами, Тьер выступал за свободы, но в данных исторических условиях он считал, что нужно ограничить свободы ради них самих. Надо сказать, что так считали многие французские либералы в то время[385].В палате депутатов Тьер произнес сразу несколько речей в поддержку предлагаемых им законов. В речи от 25 августа 1835 года он заверял, что он «соглашается с огорчением, но делает это ради святого дела, которое мы защищаем, ради дела порядка в обществе»[386]
. Он утверждал, что когда при Реставрации оппозиция критиковала режим, то она не нарушила конституцию: «Во время Июльской революции мы требовали законности, законной свободы <…> Но то, чего мы хотим, так это того, чтобы король находился за рамками дискуссии, равно как и конституция. Вот чего мы требуем. Вот единственная вещь, которая везде существует, и которую нельзя игнорировать»[387]. Тьер продолжил: «Обсуждать конституцию и короля — это означает изменить конституцию, сменить принца. Требовать сегодня обсуждения всего: конституции, принца — значит требовать чего? Право на революцию. Но право на революцию не записано»[388]. В своей речи Тьер признал, что свобода слова и прессы является необходимым «условием для существования представительного правительства»[389], но не согласился с тем, что «при представительном правительстве можно все обсуждать»[390].Депутат всеми силами пытался убедить коллег в том, что принятие этих законов было необходимо и что они якобы не нарушат свободы: «Вы видели, как убили маршала Франции и девушку (имеется в виду покушение Фиески. —
Следует отметить, что в своих речах Тьер не говорил о том, кто будет выносить решения о неправомерности появления тех или иных печатных материалов, рисунков. Тьер не принимал во внимание возможность злоупотреблений в этой сфере.
В своих выступлениях Адольф Тьер также затронул проблему театральной цензуры. В речи о театральной цензуре, произнесенной 29 августа 1835 года в палате депутатов, он недвусмысленно высказался за цензуру в театрах[392]
. Он уверял, что никакого спектакля без предварительного разрешения министра внутренних дел или префекта полиции быть не может: «Надо выбрать между двумя системами: или принять систему предварительного разрешения, или систему репрессий»[393]. В своей речи о дотациях театрам, произнесенной всего годом ранее, Тьер клялся, что он — против цензуры[394].Тьер не видел противоречий между либеральными принципами и определенным ограничением политических свобод. Особенно это касалось свободы прессы (предварительное разрешение, обязательное внесение залога). Свободы предоставляются тем, кто способен ими разумно пользоваться, считал Тьер. Таким образом, он выступал против предоставления абсолютной свободы. В этом позиция Тьера была созвучна представлениям Франсуа Гизо, считавшего, что «человек обладает некими незыблемыми правами, завоеванными в процессе длительного исторического развития, однако “гарантом” этих прав является сильное государство, построенное на либеральных принципах и в определенной степени ограничивающее некоторые свободы каждого во имя соблюдения свободы всех»[395]
.