Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века

Правительство, как казалось многим современникам, находилось в замешательстве. В своем дневнике герцогиня Д. Дино записала: «С утра ко мне пришел Тьер <…> серьезные опасности угрожали жизни короля. В день парада должно было произойти несколько покушений на короля, атак изолированных и не связанных друг с другом. Одно нападение собиралась совершить группа людей, переодетая в форму национальных гвардейцев; проходя мимо короля, эти люди должны были застрелить его. Из двадцати одновременно произведенных выстрелов один неизбежно был бы смертельным. Двое молодых людей, которые были арестованы (всего было более сотни арестованных), уже дали важные признательные показания. Вчера вечером был арестован один человек, у которого нашли механизм, похожий на тот, что был у Фиески (террорист, пытавшийся в 1835 году убить короля. — Примеч. И.И.), но усовершенствованный и уменьшенный для верности, чтобы его было легче бросить»[429].

Из-за возможных покушений на короля впервые с 1830 года военный парад, приуроченный к годовщине Июльской революции, был отменен. Решение правительства вызвало бурную реакцию прессы. Даже привычно умеренные и лояльно настроенные к правительству газеты ставили под сомнение полезность принятых этим правительством мер. Все орлеанисты, сторонники режима Июльской монархии и династии Орлеанов, очень сожалели об отмене июльских торжеств, призванных сплотить Францию под цветами триколора. Отмена празднеств была названа либеральной газетой «Конститусьонель» «признаком удручающей ситуации»[430]. Вся пресса требовала от правительства объяснений, почему были отменены торжества. Подозрения правительства считались малообоснованными и недостаточными для отмены военного парада. Значимость этих торжеств объяснялась тем, что король должен был «придать новые силы своей власти»[431]. Июльские праздники определялись «чем-то вроде ежегодного коронования монархии нацией»[432] и годовщиной «революции, во время которой народ завоевал для себя свободу, а для Луи-Филиппа корону»[433].

Противники Тьера активно критиковали премьер-министра за отмену парада. Оппозиционные журналисты стали называть министров «безыдейными и трусливыми людьми», которые делают «правительство безголовым и бессердечным»[434]. Некоторые из них даже поинтересовались, не была ли истинной причиной отмены парада боязнь уличной демонстрации, которую предприняла бы Национальная гвардия. Оппозиция считала, что «сам этот страх является признанием непопулярности системы» и добавляла, что «Национальная гвардия, особенно в отсутствие палат парламента, это уполномоченные жители страны (le pays constitué). Их мнение — это мнение законного большинства. Это почти преступление против нации — отказаться услышать их голоса»[435].

В самом деле, правительство опасалось, что покушение на короля как раз и будет исходить от Национальной гвардии, или, точнее, от убийц, одетых в форму национальных гвардейцев. Находясь в рядах Национальной гвардии, убийцы могли незамеченными приблизиться к королю, поскольку «в парадах всегда участвовали люди, товарищи которых никогда не видели их в повседневной службе»[436]. Как вспоминала герцогиня Дино, «все командиры легионов Национальной гвардии с удивлением отмечали, что за последние пятнадцать дней количество неизвестных людей или чересчур известных, таких как Бастид (левый радикал, принявший участие в восстании 1832 года и приговоренный к смертной казни во Франции; бежал в Лондон, но через некоторое время смог вернуться на родину. — Примеч. И.И.) и другие, записались в списки Национальной гвардии и несут караул, и все это только для того, чтобы оказаться в рядах, дефилирующих перед королем в день парада»[437]. Правительство было вынуждено защищаться от нападок оппозиции, поэтому оно немедленно сообщило программу празднеств и заявило, что основные мероприятия пройдут в провинциях, а не в столице[438].

В отличие от республиканцев, не ставших критиковать правительство, легитимисты на страницах своих газет расценили отмену парада как серьезное поражение всего политического режима и даже воспользовались случаем, чтобы поднять на смех наследника трона и сына короля герцога Орлеанского, поскольку в соответствии с принятыми в 1835 году «сентябрьскими законами» не могли упрекнуть самого короля: «Герцог Орлеанский только что купил телескоп у инженера Шевалье, чтобы иметь возможность восхищаться из своего окна скульптурами Триумфальной арки»[439].