Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века

Договоренность Тьера и Барро об общей политической программе скорее можно рассматривать как шаг в политической борьбе, особенно остро развернувшейся во Франции в 40-е годы XIX века и оказывавшей существенное влияние на политические выступления Тьера в те годы. Эта программа Тьера — Барро была в большей степени декларацией о намерениях, а не четким программным документом, в котором были бы детально прописаны конкретные законопроекты по улучшению внутриполитической жизни во Франции. К тому же неизвестно, какую часть этой программы удалось бы реализовать на практике, приди Тьер к власти до 1848 года.

Что касается внешней политики, на которой Тьер сосредоточил все свое внимание, то этот политик мог предложить французам лишь абстрактную идею величия Франции, которую на практике было крайне сложно реализовать без постоянной конфронтации с Англией. Но как достичь величия Франции, каким путем добиться этого величия? Говорить с великими державами на равных?

Быть может, только в этом и могло заключаться величие Франции? Иначе как можно было обеспечить Франции именно величие? Путем интервенций в соседние страны, бряцанием оружия, шантажом?

Адольф Тьер в период своих министерств 1836 и 1840 годов проводимой им внешнеполитической деятельностью так и не сумел ответить на эти вопросы. Он также не сформулировал, в чем могло проявиться величие Франции. Ясно, что французский король не дал бы Тьеру возможности проводить активную внешнюю политику, если бы тот пришел к власти в 40-е годы XIX века. Идея величия Франции, если понимать ее как экспансионизм, захват новых территорий и ведение дипломатии с позиции силы, не соответствовала ни времени, ни возможностям французской дипломатии.

В первой половине 1840-х годов Адольф Тьер впервые задумался о самой возможности проведения минимальных политических реформ в стране.

По всей видимости, не последнюю роль в позиции Тьера сыграл приход к власти доктринеров, заявивших о возвращении к крайне жесткому внутриполитическому курсу, проводимому еще Казимиром Перье в начале 30-х годов XIX века. По мнению Тьера, к 1836 году общественный порядок был восстановлен, и поэтому «политика сопротивления» уже не соответствовала политической ситуации во Франции. Поэтому Тьер в период своего премьерства в 1836 и 1840 годы не стал ужесточать законодательство после покушений Алибо в 1836 году и Дармэ в 1840 году. Он считал, что с принятием сентябрьских законов в 1835 году было сделано достаточно для подавления внепарламентской оппозиции во Франции и утверждения Июльской монархии.

В 1840 году наметился определенный отход от «политики сопротивления» в воззрениях Тьера, свидетельством чего служит проведенная в 1840 году амнистия по политическим правонарушениям, чего требовали левые депутаты, и смещение неугодных ему префектов. На административные и судебные посты, оказавшиеся вакантными, Тьер назначил левых по взглядам нотаблей[562]. В то же время в 1840 году в период своего министерства он категорически отказался проводить избирательную реформу и снижать избирательный ценз.

Вероятно, Тьер ощущал некоторые кризисные явления Июльской монархии. Коррупция среди чиновников заставила его признать необходимость ограниченных политических реформ и объединиться с Барро, чтобы конституционным путем сместить правительство Гизо и провести парламентскую и избирательную реформы. Июльская монархия 40-х годов XIX века была далека от политического идеала Тьера, который он сформулировал в начале 1830-х годов. «Король правит, но не управляет» — эта знаменитая максима Тьера так и не была воплощена в жизнь в годы Июльской монархии.

Высшей ценностью для Тьера всегда была парламентская монархия. Но зачем она нужна? Быть может, для того, чтобы обеспечить прогресс общества, развитие общественных институтов? Тьер говорил, что в парламенте заключена воля нации. Но он не фокусировал свое внимание на идее прогресса, наличие парламентской монархии стало для Тьера самоцелью. Он не принимал во внимание тот факт, что депутаты сами поддавались красноречию и демагогии своих коллег. В то же время министры Июльской монархии (включая самого Тьера) не прислушивались к мнению других депутатов. Вместо дискуссионного клуба палата депутатов превратилась в «клуб убеждения», где красноречие заменило логику, а демагогия — разумные доводы. Важно было не прислушиваться к мнению другого, а убеждать того в своей правоте. По крайней мере, именно так делал Тьер в годы Июльской монархии. В таком случае остается непонятным, чем монархия парламентского типа была лучше монархии с сильной королевской властью. Тьер так и не ответил на этот вопрос. Он никогда не объяснял, зачем нужна парламентская монархия, чем она в конечном счете лучше монархии с сильной королевской властью, в чем смысл такой монархии.