Адорно в Неаполе

Дорога из Неаполя в Позитано ведет мимо города Сорренто, с Капри на материк тоже проще всего попасть именно на полуостров Сорренто. Это то место, куда пригласили двадцатичетырехлетнего Ницше, страдавшего приступами мигрени, чтобы он отдохнул там «под ласковым небом, среди милых людей, где Вы сможете свободно думать, говорить и писать»[245]. В Сорренто Ницше лечился от своего увлечения Вагнером и от страданий из-за филологических ограничений своей профессорской должности в Базеле[246]. В Сорренто он начал писать «Человеческое, слишком человеческое» – свою первую афористическую книгу, он исправляет «общую ошибку» своего инстинкта[247], а своим утверждением о том, что не существует интеллигибельных миров, он заносит меч над всеми «метафизическими порывами»[248].

Соррентийская интарсия

Сорренто – это граница между вергилиевской и гомеровской частями залива, между пористым туфом и твердой известью. В небольшом тексте о Сорренто Кракауэр причисляет город к пористой части и переносит эту пористость на архитектурную структуру, точно так же, как Беньямин и Лацис делали это в отношении Неаполя: «Нужно заплутать в чреве города, иначе не почувствовать это сплетение, похожее на губку»[249].

Сорренто – центр художественных ремесел и технологии, который Адорно взял на вооружение, чтобы сконструировать фигуру противника пористости. В протоколе семинара Адорно, посвященного книге Беньямина о барочной драме, который проводился в тридцатые годы, мы читаем: «Слово “вкладывание” тут не просто метафора; в барочной художественной материи вкладыванию интенции соответствует техника интарсии»[250]. «Здесь выполняют высокохудожественную резьбу по дереву в технике интарсии»[251], – говорится о Сорренто в путеводителе Грибена, а Бедекер отмечает: «ВЛОЖЕННАЯ РЕЗЬБА ПО ДЕРЕВУ (Tarsia) в многочисленных лавках, качественно и дешево»[252]. Адорно позаимствовал механизм интарсии: в деревянную поверхность вкладываются кусочки других пород дерева, которые создают узор. Этот узор (то есть вложенный смысл) старается быть самоценным, но он так или иначе привязан к материалу. Изображение, создающееся в результате, вполне призрачно, заявленное в нем существование иллюзорно. Как бы ни выделялся узор (иногда он кажется трехмерным), он все равно неотделим от того, куда его вложили.

Скоро мы увидим, насколько важна для концепции Адорно эта зависимость значения от материала, в который его вкладывают. Но все же в этой метафоризации художественного промысла Адорно не хватает одного важного момента. Поле коннотаций смешения жизни и смерти, такое важное для модели Адорно, оживляется благодаря другому ремеслу: это искусство препарирования, вкладывание мертвых животных в сосуды – в Неаполе это были мертвые рыбы.

Кто бы не задумался о процессе препарирования, оказавшись в мыслях или в действительности рядом с выставкой в аквариуме, если бы прочитал в книге о барочной драме такие слова о меланхолии: под ее взглядом предмет становится аллегоричным, потому что она «выпускает из него жизнь, и он остается мертвым, но вечным»[253]? Антон Дорн не хотел привлекать лишнего внимания к умениям Ло Бьянко, только избранные экспедиции удостаивались уроков у мастера. Но в какой-то момент стало невозможно сопротивляться давлению спонсоров, и Ло Бьянко пришлось раскрыть секреты своего мастерства. Его краткая публикация – пугающий своим деловым подходом рассказ о наилучших моментах и разных этапах в убийстве различных видов морской фауны[254]. Но в среде специалистов общеизвестно, что истинную тайну не сформулировать в научных терминах. В одном из откликов на нововведения Ло Бьянко мы читаем: «Так, например, во многих случаях очень важно ввести фиксирующие жидкости [sic!] в нужный момент, то есть такой, когда животное пребывает в определенном состоянии; поскольку это состояние наступает в зависимости от многих переменчивых факторов и сильно различается у разных особей, то решающую роль играет чутье, или, я бы сказал, чувство такта препаратора, а в этом отношении действия опытного препаратора повторить непросто»[255]. Для Адорно это тактичное убийство уже было бы целью критической работы. Например, для «обработки» губки не нужны эксперты, каждый знает, как ее сушить: «Чтобы подготовить губки к использованию, нужно оставить их лежать несколько дней, чтобы сгнили все мягкие ткани»[256], – написано в путеводителе аквариума. Слизь высыхает и остается только пористый скелет.

Джеймс Энсор, «Le meuble hanté»

Джеймс Энсор, «La raie»

AKG-Images (akg-images/Эрих Лессинг – Энсор, Джеймс «La raie» © VG Bild-Kunst, Bonn 2013)