Чтобы выйти на след специфики адорновской концепции диалектичного образа, чтобы лучше понять пересечения констелляции и диалектического образа, нужно сначала четко развести эти понятия, увидеть их как противоположности. Тогда исчезнет и подозрительная противоречивость. Да, констелляция позволяет создавать образы – Беньямин и Лацис в своем тексте о Неаполе пользуются констелляцией для создания образа (Denkbild). Но для Адорно эти констелляционные образы, пахнущие революцией и возникающие в результате критической работы, являются – пока что – полной противоположностью диалектических образов, с которыми сталкивается критик. С помощью «вкладывания» значения – которое в текстах Беньямина в этом программном виде не фигурирует – Адорно выстраивает препятствия для этих констелляций. Констелляциям нужен мертвый, пористый материал; в результате же вкладывания [285]
все поры снова плотно закрываются.Встреча с самим собой
Адский сценарий приводит к соблазнительно суггестивной силе образов в текстах Адорно, но он в то же время мешает на пути к подлинной цели, к констелляции. В своем стремлении к осмысленности буржуа забивает все поры в пористой субстанции. Но таким образом мы хотя бы лучше видим врага, мешающего констелляции. И как же теперь получить констелляцию на основе диалектического образа, который возник как помеха констелляции?
Впрочем, вполне возможно, что мы недалеко от цели. В эссе о Шуберте фигурируют два диалектических образа (хотя в этом эссе еще не было такого понятия): пейзажная почтовая открытка и попурри. Попурри приписывается удивительная функция – разбивать «двусмысленную вечность» шубертовского ландшафта, «чтобы его можно было разглядеть. Это ландшафт смерти накануне ее».
Получается, что наше предположение оказалось верным: ландшафт, с которого начинается статья, одновременно является и целью, он должен оказаться констелляцией загадки Шуберта. А попурри – движущая сила в ее создании, они «инфернально отражают» ландшафт почтовых открыток и тем самым разрушают их, превращая в ландшафт с кратером. Но как это работает?
Шубертовский ландшафт встречает самого себя в демонически искаженном виде. Это отражение – драматургическая кульминация теории Адорно, которую он тоже выдает за интерпретацию книги Беньямина о барочной драме. Мы встречаем протагониста, играющего в текстах Адорно постоянную, но малозаметную роль – шекспировского Гамлета. «Принц Гамлет произнес мрачный монолог с черепом в руке в качестве красноречиво немого собеседника»[286]
, – писал Мартин Мозебах, прежде чем спуститься в неаполитанские катакомбы Сан-Дженнаро. В середине [287] книги Беньямина о барочной драме мы тоже встречаемся с Гамлетом. Он становится примером того, как меланхоличный настрой на фоне чуждых, мертвых вещей (и встреча с собственной смертью, иконографически зафиксированная как диалог с черепом) приводят к «неожиданному самоосознанию». Но у Адорно характер этой встречи меняется. Ведь больше нет никаких мертвых черепов, согласно модели Адорно, они, как и все мертвое, возрождаются к призрачной жизни с помощью вложенных в них интенций. Таким образом, у Адорно Гамлет смотрит не на череп, а на диалектический образ, на ставшую демонической природу, например на слизь адских рыб.Популярная в аквариуме игра – приписывать рыбам сходство с людьми. Брошюра-путеводитель игриво сообщает, что спустя некоторое время посетители говорят друг другу: «“Тебе же знакомо это лицо!” – и человек припоминает кого-то из друзей, похожего на эту рыбу, – и это не самое лестное сравнение, потому что, при всем разнообразии рыбьих форм и выражений их “лиц”, все они выглядят довольно глупыми»[288]
.Здесь стоит упомянуть небольшой эпизод из истории культуры, а именно встречу с выдающимся жителем моря, историю встречи с осьминогом. Потому что осьминог обыкновенный (octopus vulgaris), наверное, самый причудливый слизняк из тех, что можно увидеть в аквариуме, и ему присущи буквально все их иконографические качества. В путеводителе по аквариуму, украшенном виньетками, имелось обязательное тиснение в форме каракатицы, и на титульном листе без нее не обошлось. «Если устроить среди обитателей аквариума конкурс уродов, эта бесформенная масса победила бы»[289]
, – говорилось в тексте путеводителя. В довольно-таки остроумном введении посетителю предлагалось поразмышлять об отвратительности слизняка: «После осмотра аквариума посетители сами смогут судить, не стоит ли с учетом так активно культивируемых нынче эстетических чувств удалить отсюда таких существ, как медузы, черви и тем более отвратительные желеобразные создания»[290].Рекламный плакат аквариума в Неаполе, 1902
Зоологическая станция Антона Дорна, все права защищены