Адорно в Неаполе

У самого Адорно это сформулировано так: «Власть субъективности в поздних произведениях искусства – прощальный жест, которым она прощается с этими произведениями. Она взрывает их не для того, чтобы выразить себя, а чтобы безо всякого выражения сбросить облик искусства. Она оставляет от произведений обломки и воплощается только в пустотах, из которых она и вырвалась. Тронутая смертью, рука мастера высвобождает массы материала, которые она прежде обрабатывала. <…> Отсюда условности, которые субъективность больше не пронзает и не подчиняет, а предоставляет самим себе».

Таким образом, после ухода субъекта мертвые вещи вновь освобождаются, теперь они наконец-то до такой степени мертвы, что их можно соединить в констелляцию.

Взрыв жилого пространства

Создавать пустоты с помощью взрывов придумал самый, пожалуй, колоритный персонаж, встретившийся Адорно и Кракауэру в ходе их путешествия: швейцарец Жильбер Клавель, один из «многоликих маргиналов (Zwischenwesen)», которыми кишел Неаполь и окрестности. Клавель лохмат и небрит, у него туберкулез, он из тех, кто приехал на юг Италии, чтобы поправить здоровье. Он умер через два года после встречи с Адорно и Кракауэром; Клавелю было всего сорок четыре года. Художник Фортунато Деперо, находившийся под влиянием футуристов и активно друживший с Клавелем на почве искусства, описывал его так: «сгорбленный господин маленького роста, нос прямой, как спина морского ангела, с золотыми зубами и в женских туфлях, со стеклянным и гнусавым смехом»[308]. Клавель был универсальным художником. Помимо нескольких рассказов, он написал роман «Институт самоубийств», изданный только в переводе на итальянский и напоминавший Кафку, как если бы тот писал под воздействием наркотиков. Институт, давший роману название, предлагает три способа покончить с собой в галлюцинаторном состоянии: алкоголь, разврат и опиум. Совместно с Деперо, который создал иллюстрации к «Институту самоубийств», он организовал так называемый пластический театр, первый проект которого – «Balli Plastici» – с успехом шел в Риме, но других мест для постановки организаторы не нашли. Главным же произведением Клавеля, занимавшим его последние двадцать лет жизни, была древняя сарацинская башня в Позитано.

В треугольнике Неаполь-Капри-Позитано не было недостатка в причудливых архитектурных явлениях[309]. Аквариум Антона Дорна был весьма экстравагантным проектом. Наибольшую известность получила вилла «Сан-Микеле» Акселя Мунте. В программу пребывания туристов, ненадолго высаживавшихся на Капри, включались, например, осмотр руин виллы Юпитера Тиберия или посещение расположенной неподалеку виллы эксцентричного барона Жака фон Адельсверд-Ферзена, который покончил с собой в 1923 году с помощью смертельной дозы наркотического средства. «Это помпезное здание с дорическим вестибюлем, в котором четыре колонны с каннелюрами сверкали на солнце мозаиками из золотых пластин, он посвятил любви и боли»[310], – пишет Штефани Зоннентаг.

Позитано, с точки зрения жилья, являлся полной противоположностью Капри. Разумеется, там тоже есть «нормальные» дома – например, дом дяди Альфреда Зон-Ретеля, Карла. И все-таки в Позитано жили гораздо проще; так, Кантарович пишет, что он живет «на отшибе, в ста метрах над морем, в пещере, вырубленной в скале Монте-Анджело и необитаемой уже в течение столетий, без мебели, кроме раскладной кровати, шатающегося стола и двух хлипких стульев, которые удалось одолжить у знакомых»[311]. Беньямин и Лацис разглядели из Сан-Мартино дыры в неаполитанских скалах – в Позитано в этих дырах живут гости с севера, утомленные цивилизацией.

Жильбер Клавель соединил роскошь и простоту, он прорубил ход из сарацинской башни в пещеру и превратил ее в эффектное подобие дворца. В этом проекте все уникально. На амальфитанском побережье много сарацинских башен – они называются так потому, что в XVI веке служили испанцам для защиты побережья от нападений сарацин. Брат Жильбера Рене позднее утверждал, что ни одна из башен, которые они посетили, не имела такой необычной пятиугольной формы[312]. На момент покупки башня стояла на скале в море и не была соединена с берегом, то есть в ходе первых работ до башни можно было добраться только морем. «В эпоху своего упадка» башня, как пишет Кракауэр, «была обломанным зубом; Клавель высверлил этот зуб до корня и надел на него коронку»[313].

Бухта Позитано

Личное владение