Адорно в Неаполе

По Кракауэру, капиталистическая эпоха является гигантским шагом вперед в этой борьбе за демифологизацию, и массовый орнамент тоже играет в этом свою роль. Он освобождает отдельного человека от каких-либо идеологических амбиций, от последних остатков укорененности в природе, это самоцель, которая непригодна для маршей и прочего национального бахвальства: «Созвездия не означают ничего, кроме самих себя, и масса, над которой они светят, в отличие от танцевальной группы, не представляет собой морального единства»[418]. Да и сам человек как природное существо не избежал этого освобождения, как в девизе Адорно из статьи о Шуберте: «Лишь остатки человеческого комплекса входят в массовый орнамент»[419]. То, что он называет массовые орнаменты «живыми созвездиями»[420], выдает их происхождение. Это констелляции из эссе о Неаполе, они обладают их утопически-критичным импульсом: отбор человеческих останков и их «соединение в эстетической среде осуществляется согласно принципу, который представляет взрывающую формы логику лучше, чем все те принципы, что утверждают человека как органическое единство»[421], – пишет Кракауэр с явными отголосками идей Клавеля.

Отважное теоретическое сопоставление истории человечества и дам, взмахивающих ногами, тоже является результатом констелляции, которая становится эффективной не только для самого предмета, но и для формы его анализа. Не так-то просто найти в тривиальном его, тривиального, истину. Конструктивная работа констелляции нужна для того, чтобы рассортировать обнаруженное. Реальность «содержится вовсе не в более или менее случайной серии репортажных наблюдений, она кроется исключительно в той мозаике, что складывается из разрозненных наблюдений на основе понимания их содержимого»[422], – пишет Кракауэр в более поздней работе о служащих. Пересечение мифологического мышления и стадионных шоу в работе об орнаментах собирает такую мозаику и становится эпохой в развитии Кракауэра как автора.

Есть еще одно эссе, оказавшееся важным, которое раскрывает принцип констелляции в современной популярной культуре – намного позднее и в изменившемся к тому времени политическом контексте: «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» Беньямина, в котором фигурирует термин «вторая техника», явный отголосок неаполитанского подхода к техническим объектам. Если целью первой техники является покорение природы, то вторая техника, по мысли Беньямина, стремится наладить «взаимодействие природы и человечества»[423]. Она расширяет революционную «территорию»[424], которая в эссе о Неаполе становилась местом действия новых, непредусмотренных констелляций. «Решающая общественная функция нынешнего искусства – это упражнения в этом взаимодействии. Особенно это относится к кино»[425], – пишет Беньямин далее. Соответственно он ставит язык кинематографа, с точки зрения констелляции, выше, чем языки традиционных искусств: «Художник в своей работе соблюдает естественную дистанцию по отношению к явлениям, оператор же проникает в самую глубину явлений. Образы, которые они получают в результате, кардинально различаются. Картина художника – это некое единство, а картинка оператора раздроблена на разнообразные составляющие, которые соединяются по какому-то новому закону»[426]. Эта техника тоже выступает заслоном на пути идеологизмов, в данном случае – на пути приписывания традиционному искусству ауры, которая делает его привлекательным для фашистской идеологии. А столь узнаваемое влияние «свободного монтажа произвольно подобранных, независимых факторов (номеров)» [427] Сергея Эйзенштейна показывает нам, что, кроме Аси Лацис, в создании фигуры констелляции поучаствовал еще один ученик Мейерхольда.

Констелляция произошла из практик «маленьких людей», из бытовых сцен. Кракауэр пользуется ею для описания появившейся популярной культуры современного мегаполиса. А Беньямин берет ее на вооружение как самую современную технику, причем пригодную для работы с массами. Адорно с самого начала идет другим путем, превращая спектакль повседневности в ландшафт, который нужно исследовать в одиночестве. Но неужели теперь, когда в книге о Кьеркегоре буржуазный индивидуум успешно проиграл свою последнюю дуэль, высвобожденная им сила констелляции не может и у Адорно стать коллективной?