Адвокат Перри Мейсон. Дело о позолоченной лилии. Дело о длинноногих манекенщицах

— Я думаю, что слова «не имеющий права» вызывают свидетеля сделать вывод, — сказал судья Штрузе, — но я не возражаю против вопроса. Защите предоставлено право вести как прямой, так и перекрестный допрос. Главное, чтобы это способствовало раскрытию условий, в которых было совершено преступление.

— Очень хорошо, — согласился Хедли. — Я снимаю свое возражение, ваша честь. Отвечайте на вопрос, мистер Брамс.

— Я скажу. Из двенадцатого номера вышла женщина. Она не была той женщиной, которая сняла этот номер. Я поговорил с ней, потому что подумал… ну, мне нельзя говорить, что я подумал. Но я поговорил с ней.

— О чем вы с ней говорили? — спросил Мейсон.

— Я спрашивал ее.

— И что она отвечала?

— Ваша честь, мы выходим за рамки перекрестного допроса, — опять вставил Хедли. — Сейчас уже речь идет о пересказе других показаний.

— Возражение принято, — констатировал Штрузе.

— О чем вы спросили ее?

— То же самое возражение, — вскочил Хедли.

— Принято.

Мейсон повернулся к Бедфорду.

— Вот видите, мы наталкиваемся на целую серию технических препятствий, Бедфорд, — сказал он. — Я не могу допрашивать его, не задавая вопросов о его разговорах.

— Но мы должны узнать, кто она. Не поддавайтесь, Мейсон. Вы же опытным юрист. Поставьте вопросы так, чтобы судья пропустил их. Мы должны узнать, кто она.

— Вы сказали, что женщица, которая вышла из двенадцатого номера, не снимала его?

— Да, сэр.

— И вы остановили ее?

— Да.

— И вы сообщили об этой женщине полиции?

— Протестую.

— Принято.

— Вы передали свой разговор с ней полиции? — поправился Мейсон.

— Конечно, когда случается подобное событие, полицию в первую очередь интересует все, относящееся к самому событию. Но потом они начинают интересоваться всем, что может иметь отношение к делу.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Какую часть вашей беседы с полицией вы уделили этой женщине?

— Возражаю, — изрек Хедли.

Судья Штрузе улыбнулся.

— Мистер Мейсон, вы снова протащили часть разговора, поэтому я не возражаю против рассказа обо всем разговоре. Свидетель, отвечайте на вопрос.

— В основном их интересовало, слышал ли я выстрел.

— Я не спрашиваю об их. интересах, — уточнил Мейсон. — Я хочу знать, спрашивали ли они вас о незнакомых вам людях.

— Да, сэр, спрашивали.

— И как часть вашего разговора с полицией вы сообщили им о женщине из двенадцатого номера?

— Да, сэр.

— И что вы сказали?

— О, ваша честь, — перебил Хедли, — мы топчемся у открытой двери. Этот вопрос не имеет отношения к делу. Мы не возражаем, если его хочет задать мистер Мейсон. Но тогда он может расспрашивать его о чем захочется, обо всяких подозрениях.

— Он не хотел делать этого, — мягко сказал судья. — Официальный эффект одинаков вне зависимости — рассказывает ли свидетель о результате своего разговора или о самом разговоре. Предмет разговора приводит к прямому доказательству. На перекрестном допросе мистер Мейсой может расспрашивать обо всем разговоре, если он хочет.

— Но это не связано с тем, чем интересовалась полиция, — возразил Хедли. — Это не связано с преступлением.

— Откуда вы знаете? — спросил судья.

— Нам известно, что случилось.

— У мистера Мейсона может быть своя версия случившегося. Суд дает обвиняемому любую возможность для защиты. Свидетель может отвечать на вопрос.

— Продолжайте, — сказал Мейсон. — Что вы рассказали полиции о женщине из двенадцатого номера?

— Я сказал им, что она прокралась в этот номер.

— Вы использовали слово «красться»?

— Полагаю, я им пользовался, и я рассказал им о разговоре с этой женщиной.

— Вы передали им слова этой женщины?

— Ваша честь, я протестую, — возник Хедли. — Это доказательство базируется на передаче сведений, основанных на слухах. Слова женщины являются такими сведениями.

— Я разрешаю продолжать перекрестный допрос, — проигнорировал Штрузе. — Отвечайте на вопрос.

— Я сказал полиции, что эта женщина назвалась подругой той, которая сняла двенадцатый номер. Она сказала, что подруга велела ей войти в номер и ждать.

— Вы можете описать женщину? — спросил Мейсон.

— Я протестую. Вопрос не относится к делу, — заявил Хедли.

— Протест принят, — сказал судья.

Мейсон улыбнулся.

— Вы описали ее полиции во время разговора с ними?

— Да, сэр.

— Так как же вы описали ее полиции?

— То же самое возражение, ваша честь, — вскочил Хедли.

— Возражение отклоняется, — улыбнулся судья. — Мистер Мейсон воспроизводит все тот же разговор.

— Я сказал полиции, что женщине может быть лет двадцать восемь — тридцать, что она брюнетка, у нее темно-серые глаза, довольно высокая… Я имею в виду, она высокая женщина с длинными ногами. Я видел, когда она шла. Она ходит как королева. Вы можете…

— Это не описание! — закричал Хедли. — Говорите, что вы сообщили полиции.

— Да, сэр, именно это я и говорил полиции, — ответил Брамс и добавил: — Конечно, потом я узнал, что с ней все в порядке.

— Вас просили не делать никаких добровольных показаний, — заметил Мейсон.

— Верно, — согласился судья.

— У меня все, — сказал Мейсон.

Хедли сердито набросился на свидетеля:

— Вы сказали полиции, что думаете, что она прокралась в мотель? Впоследствии вы указали, что ошиблись.