Афанасий Никитин

Почти все иностранцы, которые путешествовали по Волге, пишут о страхе перед речными разбойниками (Олеарий называет их «казаками»). В книге Ивана Шубина упоминается, что перед тем, как отправиться в путешествие, наиболее отважные купцы брали на борт оружие, военные припасы и даже иногда нанимали военную охрану.

А вот что сообщается в первом томе исследования истории Волги Виктора Рагозина: «О полной свободе этого движения не приходилось еще говорить, с одной стороны, потому, что берега вновь занятых районов Поволжья в большинстве были заселены инородцами, которые все были настроены враждебно к Руси, с другой – на самой Волге усиленно развивались грабежи и разбои, производимые разными “вольными” и “беглыми” людьми, “ушкуйниками” и “казаками”. Количество последних было так велико, что образовывались отдельные шайки, доходившие до 2000 человек, а сила их была такова, что атаманы казачьи устраивали целые заставы и засады». Речное пиратство на Волге было настоящим бичом торговли. В Астраханском ханстве к тому времени уже организовали небольшие флотилии (в русских летописях их называли «ясаульными стругами»), которые крейсировали в бассейне Волги, держали на борту вооруженные команды и обеспечивали безопасный проход торговым судам с верховьев Волги. Но до этих мест еще надо было дойти!

Вот что пишет об этом И. Шубин: «Дабы ослабить опасность, судоходное движение на участке от Нижнего Новгорода до Астрахани совершалось обыкновенно не в одиночку, а большими караванами, и под военной охраной стрельцов. Уже при Иоанне Грозном такие караваны доходили до 500–600 больших судов, собиравшихся по весне в Нижнем Новгороде со всего верхнего Поволжья, а также с Оки и Москвы-реки. Путь от Твери до Рыбинска совершался обыкновенно в 6 дней, от Рыбинска до Нижнего – в 8 дней, от Москвы до Нижнего – около 11 суток. Весенний караван выступал под общим командованием начальника Стрельцовой охраны, шедшей чаще всего на головном судне, которое вооружалось даже пушками. С караваном плыли также разные служилые люди, отправлявшиеся по делам в низовые города, а также посольства в Персию и другие восточные страны. Суда шли по большей части самосплавом, но иногда употреблялись “гребки” (весла), а при попутном ветре и паруса».

Однако Шубин описывает ситуацию, которая сложилась спустя примерно сто лет после плавания Никитина, а во времена Ивана III торговым людям приходилось рассчитывать только на удачу – и на самих себя. Наиболее эффективным способом избегать «ненужных встреч» с речными пиратами стали частые остановки, особенно в крупных городах вниз по Волге – Ростове, Муроме, Ярославле, Нижнем Новгороде. Но после Казани и вплоть до Астрахани Волга превращалась в некий аналог современного Сомали, где никто не брался гарантировать безопасность торгового судоходства.

* * *

На Волге их называли разбойниками, вольницей, ушкуйниками, ватажниками и даже по-современному – братками. Можно назвать их и пиратами. Ужас, который наводили эти люди на реке, был сродни морскому, когда флибустьеры и корсары – криминальные бродяги морей – брали на абордаж торговые суда.

С речными пиратами боролись все русские цари, но даже усилия власти ни к чему не приводили. В народе о речной вольнице слагали легенды и песни. Разбойники представали в них очень даже романтическими натурами, для которых воля была смыслом жизни. Лихая слава о волжских разбойниках идет с XI века, когда под Нижним Новгородом объявились ушкуйники из Новгорода Великого. Они разведали, что здесь на пересечении двух рек собирается торговый люд из разных земель и поживиться есть чем. Стремительные лодки-ушкуи врезались в торговые караваны, и родившийся в те времена разбойный клич: «Сарынь на кичку!» – вмиг усмирял купцов.

Приметный образ волжского ушкуйника сохранился в народной песне: «На них шапочки собольи, верхи бархатны, на камке у них кафтаны однорядочны, канаватные (стеганые на вате) бешметы в одну нитку строчены, галуном рубашки шелковые обложены, сапоги на них, на молодцах, сафьяновы, на них штанишки суконны, по-старинному скроены…» Не все сегодня понятно нам из атрибутов моды того времени, но, видно по всему, куражилась волжская братва, похваляясь своей удалью и даже не скрывала свою всем приметную «униформу». Но не пойман – не вор, даже если все знают, что он еще хлеще – разбойник… Купеческие жалобы о налетах ушкуйников заканчивались стандартными фразами: «И суда на них нигде нет».