После 2001 г. хакканисты стали доминирующей группировкой талибов на юго-востоке Афганистана и преуспели в «асимметричной войне» – практике, с которой боролось большинство других талибов. В 2006 г. они взяли на себя ответственность за открытие кабульского фронта, совершив в столице террористические акты. В рядах «Талибана» они стали главными исполнителями актов террористов-смертников. С 2007 года хакканисты начали расширять свою деятельность за пределами Юго-Востока, особенно в Вардаке и Газни. Вскоре они развернули группы специальных операций почти по всему Афганистану, фактически взяв на себя ответственность за большую часть террористических нападений, совершенных талибами.
Сын Джалалуддина, Сираджуддин, взял на себя оперативный контроль над сетью в 2007 г. По сравнению с отцом у него были более тесные отношения с арабскими джихадистами. Когда Сираджуддин пришел к власти, его отношения с Кветтской шурой начали ухудшаться. Кветта частично финансировала хакканистов, но не соглашалась назначать членов их сети в руководящие структуры шуры. Сираджуддин потребовал пропорционального представительства в руководящем совете и в других структурах, но ему предложили лишь символические уступки. Тогда Сираджуддин захотел, чтобы ему позволили принимать участие в любом совещании, на котором рассматривались важные для талибов решения. Такая ограниченная «автономия» может быть причиной того, что правительство США иногда идентифицировало сеть хакканистов как отдельную повстанческую группу, что не является точным.
Частичная автономия хакканистов официально закончилась в августе 2015 г., бывший в то время лидером талибов Ахтар Мохаммад Мансур назначил Сираджуддина одним из своих заместителей и включил многих других членов сети хакканистов в структуры Кветтской шуры.
Долгое время американские политики отвергали идею примирения с лидерами талибов на том основании, что они связаны с «Аль-Каидой». Однако считалось возможным вместо этого примириться с теми их бойцами, которые считались лишенными идеологической мотивации. На самом деле одни лидеры талибов имели тесные связи с «Аль-Каидой», а другие нет. Среди тех, у кого такие связи имелись, некоторые были прагматичны и попросту принимали любую помощь, которую могли получить, тогда как остальные испытывали к «Аль-Каиде» идеологические симпатии. В любом случае известно, что ни один из лидеров талибов не принимал активного участия в операциях глобального джихада до сирийской войны, хотя некоторые, такие как Дост Мохаммад (Восточный Афганистан) и Сираджуддин Хаккани, помогали бойцам «Аль-Каиды» и союзных с ней организаций, предоставляя им убежище.
Очевидно, что лидеры талибов, как правило, более идеологически мотивированы, чем их рядовые бойцы, но что действительно важно, так это качество и приверженность идеалам их офицерского корпуса, то есть командиров боевых групп, теневых управленцев и лиц, возглавляющих повстанческое движение на местах. Бойцы в первую очередь лояльны командирам, что стало очевидным во время усилий по примирению с ними, предпринятых в 2009–2014 гг. Заставить рядовых бойцов покинуть талибов практически невозможно, если командиры также не оставят их ряды.
Поскольку ценить лояльность офицерского корпуса талибов к организации сложно, в качестве общего правила можно сказать, что зрелая повстанческая деятельность талибов после 2009 г., как правило, включала в себя два основных компонента: местное повстанческое движение, базирующееся в деревнях и связанное
Те немногие талибы, которые примирились с Кабулом, в основном происходили из «местных» талибов. Они чаще дезертировали, поскольку их районы переходили под контроль правительства, и перед ними стоял выбор: покинуть свою собственность и дома или быть задержанными властями. Местные талибы, скорее всего, будут терпимо относиться к деятельности НПО и даже к правительственным проектам, которые приносят в данный район занятость и деньги. Их командиры должны быть одобрены руководством талибов, но они тоже обычно являются местными жителями.