Афганские сказки и легенды

Сегодня ведь даже камни и кусты плачут,
Потому что мой любимый расстается со мной.
Дружба с тобой лелеяла меня,
А из-за разлуки с тобой осыпаюсь как цветок.
Иди, любимый, счастливого пути!
Я – пуштунка и буду хранить честь, дожидаясь тебя!

Короче говоря, рано на заре Талиб-джан отправился в путь,, и они больше ничего не говорили друг другу и не исполнили обоюдного желания. Одному лишь богу известно, что было у них на сердце! И вот мулла Аббас ушел, скрылся. Гульбашра принялась проливать слезы: она и насмешек-то боится, и из-за разлуки с Талиб-джаном причитает. И стала она складывать такие нара:

О любимый, ты ушел, стал небесным жителем..
Когда небо сойдется с землей, наступит конец света.
Раньше я лишь изредка горевала,
Теперь мое постоянное занятие – читать книгу печали.
Разлука! Зачем ты нас развела?
Ведь мы были два ореха на одном миндальном дереве.
Разлука – мой младший брат И в своем завещании отнимает у меня друга.
Если бы я знала, что настанет расставание,
Я держала бы любимого за руку.
Нет дорога, чтобы подняться на небо,
А земля для меня стала раскаленным адом.

Что долго рассказывать. Взошло солнце, и плач и эти песни Гульбашры услышала ее мать. Она бросилась к дочери:

– Что еще случилось?

Когда вошла, глядит – Талиб-джана нет, а дочь ее рыдает горькими слезами. Мать спрашивает:

– Что случилось? А та ей говорит:

– Талиб-джан ушел, ей-богу, я его больше не увижу! Прошлый раз он еще попался на мою уловку, а в этот раз ушел и, бог знает, увижу ли я его еще или нет.

Мать говорит:

– И хорошо, что ушел. Я ведь тебе говорила, как поступают талибы. Ничего хорошего в них нет, талибы одержимые. Но ты меня не слушала, а вот сейчас он бросил тебя одну на большой дороге.

А Гульбашра все плачет. Тогда мать пожалела ее.

– Не плачь, несчастная. Сейчас узнает об этом твой отец. А дочь ее запела:

Мать, не сердись на меня.
Для тебя это прошло, а для меня настало сейчас.

Матери ее жалко, стала она ее утешать;

– Не плачь! Куда бы он ни пошел, назад вернется.

Весь день провела Гульбашра в слезах. Настал вечер, она сидит одна, вспоминает Талиб-джана, слагает такие стихи:

Сейчас ты в какой-нибудь мечети,
Ты – светильник.
А я сижу во тьме разлуки.
Ночь па пятницу, настал вечер,
А для меня – кромешная тьма,
в которой я не вижу тебя.
Не называйте, люди, это восходом.
Само небо проливает кровь при виде моего плача.
Вчера в это время ты был еще здесь,
А сегодня – где разматываешь ты свою чалму?
Вчера в это время ты был еще здесь,
А сегодня – где ветер играет твоими черными кудрями?

Короче говоря, эту ночь она снова провела в слезах и причитаниях. Настало утро. Гульбашра ничего не ест и не пьет, лежит пластом. Принесла мать ей еду, воду, говорит:

– Вот уж два дня, как ты не выпила ни глотка, не съела ни кусочка.

Гульбашра в ответ только проговорила:

В моем сердце написано имя любимого,
Если я выпью глоток воды, оно сотрется.

То есть она хотела сказать: «Я и воды не могу выпить, что же говорить об еде. Я уже дошла до конца, умираю. Придумай что-нибудь!»

Мать ей сказала:

– Дитя! Что я могу сделать? Я ведь женщина, слабые у меня силы!

Пришлось матери пойти сказать отцу:

– Талиб-джан ушел. А Гульбашра снова лежит пластом. Если на этот раз ты найдешь средство разыскать и привести его, мы уж придумаем что-нибудь покрепче.

Отец тут же послал во все стороны людей с приказом: «Ищите его по всем мечетям, повсюду и, если найдете, приведите силой». У Гульбашры появилась надежда, что, может быть, разыщут Талиб-джана. Однако как люди ни старались, его не нашли. Вернулись вечером ни с чем и сказали падишаху:

– Мы обыскали все окрестные мечети, но никто не знает, где он скрывается!

Падишах сказал:

– Хорошо, что так вышло. Вот знает, куда его занесло!