В конце 2011 г. Папандреу понимал, что, даже если Греция и ее европейские партнеры сочинят какую-нибудь другую сделку – может быть, с парой-тройкой уступок Афинам, – справиться с политической ситуацией все равно будет непросто. Он не мог взять такой политический вес в одиночку или даже с помощью других политиков. 3 ноября Папандреу наконец отказался от идеи референдума и уже через несколько дней пытался собрать правительство национального единства, которое должно будет разобраться с кризисом, причем подразумевалось, что сам он в это правительство не войдет. В итоге правительство переходного периода, состоящее из представителей всех партий, сформировал технократ Лукас Пападимос, бывший вице-президент Европейского центрального банка, а Папандреу ушел в отставку. Хотя у него сохранилось достаточно высокое положение на мировой арене – он остался председателем Социалистического интернационала, – казалось, что ни он, ни какой бы то ни было другой член семейства Папандреу больше никогда не будет центральной фигурой греческой политики. В конце концов он убедился, что политика формирования консенсуса – к которой он тяготел по природе – не может сосуществовать с чрезвычайными мерами по борьбе с кризисом. Поэтому к тому моменту, когда Димитрис Христулас обличал возвращение «правительства квислингов», адресатом его отчаянного протеста был тихий банкир. Пападимос, разумеется, не был никаким квислингом: он был скромным и компетентным чиновником, который, вероятно, помог ограничить масштабы краха. Но сама идея, что страной управляют сотрудники Центробанка, тревожила афинян. В конце концов, Центробанк был одним из учреждений, не перестававших работать даже во время оккупации.
Даже если династия Папандреу уходила в прошлое, стиль Андреаса Папандреу – в самых помпезных и эксцентричных своих проявлениях – никуда не делся. Чтобы убедиться в этом, достаточно было оказаться все на той же площади Конституции четырьмя годами позже. Воскресным вечером 5 июля 2015 г. центральная эспланада города была полна не слезоточивым газом, бутылками с зажигательной смесью или яростными лозунгами протеста, а ликованием. Развевались греческие флаги; то здесь, то там кто-нибудь плясал под знакомые мелодии, будто на веселой семейной свадьбе. Один из радостно повторявшихся лозунгов гласил:
Туда, куда опасался заходить Георгиос Папандреу, очертя голову ринулся новый лидер левого движения. Это был Алексис Ципрас, красивый и красноречивый политик, родившийся в 1974 г., научившийся интригам и ораторскому искусству в молодежном коммунистическом движении. Как и Андреас Папандреу в 1981 г., он пришел к власти благодаря обещаниям, что его левая политика будет революционной и сметет все без остатка традиции политики буржуазной. Его партия – Коалиция радикальных левых сил, или СИРИЗА, – представлялась не политической партией в старом смысле слова, а народным движением. Она обещала разорвать меморандум, перечисляющий болезненные сокращения расходов и реформы, которые навязывали стране кредиторы. Всем этим кредиторам, какими бы коварными и злокозненными они ни были, придется иметь дело с твердо выраженной волей греческого народа. Такова была его риторика, и она оказалась привлекательной для чрезвычайно подавленного электората – настолько, что 25 января 2015 г. Ципрас одержал на выборах убедительную победу над находившимся до этого у власти правоцентристом Антонисом Самарасом из партии «Новая демократия». Хотя Самарас добился некоторого облегчения финансовых трудностей Греции, ее европейские партнеры по тем или иным причинам наотрез отказались пойти на какие-либо уступки, которые позволяли бы ему надеяться на переизбрание. Впоследствии многие подозревали, что Самарас, видя надвигающийся кризис, уступил свою должность Ципрасу с некоторым даже облегчением.