Африканская книга

И все же главный цвет — не зеленый, а красный: красная земля, красные накидки масаи. Охра, розовый мел. Но вот территория масаи кончается, и начинается земля кикуйю. Кикуйю одеваются и выглядят по-другому. Женское платье у них называется «китенге». Коричневая ткань, собранная у шеи в складки. Кисти вязаного кушака из белой шерсти достают до земли. На ногах — сандалии из леопардовой шкуры, на шее — ожерелье из разноцветного бисера, в ушах — серьги из сухих початков кукурузы. Казалось бы, все другое, но, пока мы гостили в масайской деревне, я то и дело вспоминал мемуар Нгуги ва Тхионго «Сны во время войны». Там описывается его детство в деревне кикуйю. Все-таки общего у соседствующих народов не так уж мало, пусть они и принадлежат к разным расовым фенотипам. Особенно это наглядно в музее под открытым небом «Бомы Кении», где представлены селения всех сорока с лишним племен. Все они, и бома масаи, и манаятта кикуйю, выглядят очень похоже. Хижины-мазанки из травы и глины, устремившие свои опорные колья к небесам, островерхие складские постройки, коровьи загоны. У каждого кикуйю — несколько жен, у каждой жены — своя хижина (сравнить с городскими трущобами Матаре, где семья в десять человек ютится в одной конуре). Запомнилось, как толпа коротко остриженных кенийских школьниц брала штурмом эти хижины, а одинокий китайский турист по имени Чи просил их сфотографироваться с ним на память. Школьницы давали согласие, и он восторженно щелкал селфи за селфи.

* * *

В набожной Гане на заднем стекле маршрутки «тротро» обязательно будет наклеено что-нибудь вроде «Gye Nyame» или «Nyame Adom» («С Божьей помощью»). Кения же — страна светская. Место, которое в Гане было отведено для веры, здесь свободно для юмора. Некоторые из надписей на задних стеклах матату довольно остроумны: «Business Class», «Air Force One»[302] и так далее. В отличие от Ганы в Кении в качестве маршруток используют не только микроавтобусы, но и автобусы малого класса. Многие из них старательно разукрашены всевозможным стрит-артом. Владельцы не жалеют денег на раскраску, придавая этому не меньшее значение, чем масайский мужчина — своему парику и бусам. Надписи на матату могут быть какими угодно, но одна обязательна: указание таксопарка «SACCO», к которому принадлежит маршрутка.

Несмотря на трайбализм и коррупцию, кенийское правительство принимает довольно много разумных решений. Несколько месяцев назад в стране запретили пластиковые пакеты, последовав примеру Руанды. Больше здесь не будет деревьев, плодоносящих целлофановыми кульками, какие можно увидеть по всей Африке. Если в течение следующего года производители пластиковых бутылок не найдут способа собрать всю порожнюю тару для переработки, пластиковые бутылки тоже запретят. В национальных парках в обязательном порядке имеются места для сожжения конфискованной слоновой кости; за тем, чтобы контрабандный товар сжигали, следят строго. Впечатляют и меры безопасности, принятые в Найроби после терактов 2013 года (тут пригодился израильский опыт). Вообще в Кении, пожалуй, лучшая инфраструктура из всего, что я видел в Африке, — за исключением ЮАР. Но разница в том, что от Кении остается впечатление восходящей траектории. Тогда как от ЮАР, хоть там все куда более развито, ощущение ровно противоположное: кажется, все, что там есть, было накоплено и построено белыми для белых в эпоху апартеида, а теперь только расходуется и разваливается. Возможно, нетипичное благополучие Кении связано еще и с тем, что здесь за шестьдесят лет независимости ни разу не было войны. Война в Африке — одно из эндемических заболеваний. Большинство африканских стран в тот или иной момент своей постколониальной истории переболели войной. Как и другие болезни, она может начаться в любой момент и без предупреждения, хотя опытный наблюдатель почти всегда различит продромальные признаки. Как она будет протекать, насколько окажется тяжелой и затяжной, в известной степени зависит от обстоятельств, но в целом непредсказуемо — даже при своевременном медицинском вмешательстве. Рано или поздно эта болезнь пойдет на спад и начнется долгий, осторожный период выздоровления. При идеальном раскладе переболевшая войной страна может окончательно выздороветь, но даже в этом случае она уже никогда не будет такой, какой была до болезни. Страх рецидива останется в ней навсегда.