Африканская книга

Говоря «Сейчас за такие речи расстреливают», он, конечно, лукавит. Уж он-то знает: сейчас наконец можно не стесняться. С недавних пор расистский дискурс снова в ходу — не только на Брайтон-Бич, но и во всем мире. Стоит ли спорить с этим человеком? Доказывать ему, еврею, что оправдание апартеида сродни отрицанию Холокоста? Напоминать ему про некоторые из ухищрений той системы, которую он защищает? Про деление общества на черных, белых и цветных — к последним относились люди смешанной расы, индийцы и китайцы (японцы же почему-то считались «почетными белыми»). Про «закон о моральности», запрещавший под угрозой тюремного заключения не только межрасовые браки, но и вообще какие бы то ни было близкие отношения между людьми разных рас. Про «закон о контроле над приезжающими», про систему пропусков. Про то, что без специального пропуска черным и цветным не разрешалось даже появляться на улице, не говоря о трудоустройстве; однако получить такой пропуск было крайне непросто, а еще труднее, почти невозможно, держать свой пропуск «в порядке» (то и дело вводились новые ограничения, а вместе с ними — новые штампы, без которых пропуск становился недействительным, и о которых власти нарочно никого не оповещали). Про голод и чудовищные условия жизни в Александре, Софиатауне, Орландо и других гетто. Про школы для черных, где преподавание велось только на племенных языках. Такая система, с одной стороны, гарантировала, что выпускники «бантустанских» школ не смогут поступить в вузы, да и вообще будут отрезаны от внешнего мира; с другой стороны, правительство нельзя было упрекнуть в том, что оно отказывает африканцам в праве на образование. Про другие методы подавления и унижения: как африканец мог запросто сесть в тюрьму только за то, что по ошибке вошел не в ту дверь («вход для белых»), или за то, что забыл, адресуясь к белому, вставить слово «баас» («хозяин»). Про то, что белому позволялось ни за что ни про что ударить черного — «в воспитательных целях»; если же черный давал сдачи, это оборачивалось для него в лучшем случае длительным тюремным сроком, а то и смертной казнью. Про то, как белое меньшинство боялось черного восстания. И чем больше боялись, тем более по-скотски обращались с теми, кому по праву принадлежала южноафриканская земля; у кого они ее отняли.

«Но ведь это же были дикари! Пока не пришли европейцы, они там кушали друг дружку. Как можно сравнивать их с умными и образованными евреями?» Так вот от чего столько лет страдал мой собеседник: от этой чертовой тенденции сваливать расизм и антисемитизм в одну кучу. От невозможности высказать свою немудрящую точку зрения: расизм — это хорошо, а антисемитизм — плохо. От того, что нигде не было «фашизма с человеческим лицом», то есть такого фашизма, который причислял бы евреев к арийцам. Увы, дорогой собеседник, любезный вашему сердцу апартеид и евреев считал цветными. Окажись вы там и тогда, вам бы тоже пришлось поселиться в кейптаунском Шестом квартале — вместе с мулатами, индусами и китайцами. Разве что вы умудрились бы выдать себя за японца.

При всем при том я охотно верю рассказам Агнес о том, что нынешнее правительство Зумы науськивает население против белых. А население по понятным причинам заводится с пол-оборота. Это ситуация, которую не выправить, по крайней мере в ближайшее время.

Улицы Претории выглядят образцово: аккуратно подстриженные деревья, аккуратный бордюр, каменная кладка, сделанная наподобие жирафьей шкуры. Нигде ни соринки нет. И ни души. Может, потому, что будний день? Или этот город — нежилой, эдакая потемкинская деревня? Во всяком случае, людей на улицах нет.

Памятник «Вуртреккер»: согласно путеводителю, «культовое место» для всех африканеров, к числу коих принадлежит и Агнес. Вуртреккер — это первопроходец. Одно из африканерских словечек, которые я почерпнул из рассказов Германа Чарльза Босмана[380]. В этих рассказах буры предстают милыми и смешными (но почитайте Абрахамса, Мпахлеле, Ла Гуму и всех остальных — совсем другая картина). Да и сам автор рассказов импонирует читателю: остроумен, человечен. Особенно если не знать, что это человек, который во время семейной ссоры взял ружье и застрелил своего сводного брата. Хотя кто его знает, может, у них, у африканеров, как у техасских ковбоев, это было почти в порядке вещей. Недаром в одном из рассказов Оом Скалк («Дядя Скалк»), альтер эго автора, признается: «Прежде чем мой папаша откочевал на север, он говорил мне так: сынок, никогда не забывай читать Библию, а когда будешь в кого-нибудь стрелять, не забывай целиться в живот». Такие перлы у Босмана на каждом шагу, О. Генри ему в подметки не годится. А язык, этот чудесный сплав английского с африкаанс! Словом, все мои познания оттуда. Вуртреккер (первопроходец), вуркамер (гостиная), велдскон (ботинки), шамбок (кнут), велдкорнет (лейтенант), херренволк (хозяева), нахмаал (сочельник), мампур (персиковый самогон), даха (анаша).