Африканская книга

Здесь проходит граница между чисто выметенными широкими улицами и ухабистой преселочной дорогой, и начинается вельд, усыпанный металлоломом, вечная осень газетных листьев, недостроенные жилища, сараи в полтора окна, стоящие тесным тюремным строем, оцинкованные лачуги и большие американские машины, оседающие в пыль об одном колесе, и металлические прутья, которые бдительные хозяева ставят на окна своих больших пригородных домов, здесь поставлены на закоптившиеся окошки хибар. У улиц, как правило, нет названий, но те немногие, у которых название есть, названы цветочно-благозвучно: Гиацинтовая или улица Лилий. К одному из сараев косо прибита древняя табличка «Биоскоп» (так в былые времена называли кинотеатр). Кругом — беспризорные дети, волкоподобные собаки, бродячие куры, хриплые пьянчуги, полуголые толстухи-самогонщицы, старики с пустыми глазами, матроны с лужеными глотками, подростки в обносках, хулиганы в золоте. И кухонные запахи, и «shebeens», как называют здесь кабаки, пахнущие сивухой и мочой, и лавочки, где торгуют мутью («муть» по-зулусски — лекарство), и горы мусора, выброшенного одними, подобранного другими и снова выброшенного, чтобы его подобрали третьи, еще более нищие. И отдаленный гам какого-то сборища (то ли свадьба, то ли похороны), улюлюканье женщин, их закипающее, пузырящееся веселье. И непонятная социальная структура этого общества, его неочевидные деления. Кто здесь «цоци», то бишь гангстер? Кто из тех ребят, околачивающихся на углу, местный наркобарон, а кто — стукач? А этот, который отплясывает с ассегаем на радость туристам? Кем он приходится тому малолетнему гангстеру? Не старшим ли братом? И кто эти пожилые мужчины в отглаженных брюках и галстуках, расставившие стулья на пыльном пустыре и пьющие там пиво с утра, громко спорящие о чем-то? Кто здесь вождь, старейшина, традиционный целитель — шаман «сангома», но уже без плетки из конского хвоста, без ожерелья из ракушек и кости в носу?

* * *