Аграрные реформы в довоенной Ичкерии

Общие негативные тенденции, как накопленные, так и возникшие непосредственно в период перестройки, были особенно обострены в связи с разрывом хозяйственных связей и общим кризисом советской экономики в 1991 году. Это лишило чеченское население традиционных путей отходничества[67]. Вся эта нестабильная масса люмпенизированных «шабашников» оказалась заперта в республике без всяких перспектив на улучшение своего положения или какую-то помощь со стороны властей и увлекла за собой смежные социальные группы. Аслан Масхадов воспоминал это время следующим образом:

«Ситуация стала катастрофической в начале 90‑х годов, когда Москва перестала финансировать сельское хозяйство с переходом на шоковые рыночные отношения. В совхозах и колхозах России и Казахстана не оказалось денег, чтобы финансировать строительство, и сотни тысяч чеченских семей, традиционно выезжающих на эти стройки, оказались на обочине. Вот поэтому, главным образом, произошёл взрыв, а не из-за природной агрессивности и неуживчивости чеченцев, как пытаются объяснить происходящее московские политики и всевозможные аналитики»[68].

На это накладывался товарный дефицит, вызванный невыполнением плана на 1990 год. Дефицит товаров и услуг вызвал рост фактических цен[69]. Причём рост цен на продовольственные товары по колхозному рынку составил от 20 до 25 %. Средний рост расходов на продукты питания составил 17 %, а на непродовольственные товары 31 %[70]. Также нужно иметь в виду, что по основным социально-экономическим показателям республика находилась на 73 месте в РСФСР и у неё совершенно не было того запаса прочности, который позволил остальной России избежать мгновенного социального взрыва при переходе к новым экономическим отношениям. Само собой, все неуспехи связывались не с конкретным экономическим курсом, а с плановой моделью экономики в целом. В этом как раз уже сказалось влияние буржуазных веяний, начавших полномасштабное наступление в годы перестройки.

В связи с этим хочется отдельно подчеркнуть, что внешнее воздействие на ситуацию, исходи оно из высоких кабинетов Москвы, ЦРУ или иной страны если и присутствовало, то не оказало принципиального влияния на ситуацию — объективные предпосылки произошедших в Грозном событий были подготовлены самим последепортационным периодом в жизни республики. По крайней мере, в сфере земельных отношений об этом можно говорить с достаточной уверенностью. К тем же выводам на более обширных материалах пришёл и Игорь Ротарь:

«Большинство так называемых межнациональных конфликтов на Северном Кавказе и Средней Азии произошло из-за пригодных для земледелия территорий»[71].

Дабы не выйти за пределы основной темы статьи, придётся лишь мельком пройтись по основным социальным силам, участвовавшим в тех событиях, оставляя политическую историю вовсе в стороне (тем более, что это требует привлечения уймы источников с российской стороны), но с другой стороны я бы и не сказал, что на данном уровне разработки проблемы подобное вообще возможно. Например, информация о торговле и мелкой буржуазии (так называемых «челноках») крайне разрознена и относится в основном к межвоенному периоду. С рабочим движением всё не так печально, но информации, тем не менее, явно недостаточно.

Начать хотя бы с того, что Чечено-Ингушетия — это один из столпов рабочего движения в позднесоветской России. В Кемеровской области в 1990 году бастовало 65 предприятий, в Чечено-Ингушетии 40, в Ростовской области 30[72]. Правда, по числу бастующих Ростовская область всё-таки вырывается вперёд, обгоняя всех: в Кемеровской области в том же году бастовало 22,6 тыс. чел., в Ростовской 25,4 тыс. чел., в Чечено-Ингушетии «всего» 12,9 тыс.[73] Но как они бастовали! Потери рабочего времени в ЧИАССР из-за забастовок на 1990 год составили 51,7 тысяч человеко-дней! Ростов и Кузбасс остались далеко позади, у них по 25,5 и 22,6 соответственно[74].