Этот акт завершил систему огосударствления сельского хозяйства равнинной Чечни. Министерство сельского хозяйства, представляя собой единый аграрный концерн, обеспечивало полный цикл производства сельскохозяйственной продукции по государственным контрактам, от которых не могло отказаться и сдавало продукцию по фиксированным ценам, в одностороннем порядке установленным государством. При внутренних операциях между звеньями производства использовался преимущественно безналичный расчёт, а конечная прибыль, оказавшаяся на балансе предприятий, инкассировалась в национальный банк наряду со всеми другими отраслями, где осуществлялась развёрстка для последующей выдачи сумм работникам. Широкое распространение получил взаимозачёт.
Плоды неоднозначного подхода
У выстроенной (а точнее — воссозданной) системы было две основные проблемы. Первая — она не была прибыльной и камнем повисла на государственном бюджете. Вторая — она нисколько не устраивала население, особенно непосредственно занятое в госхозном сельском хозяйстве.
Первая проблема имела несколько звеньев и начиналась с самой порочности понятия «государственная собственность в Ичкерии». По воспоминаниям Абубакарова, «частная собственность пробивала себе дорогу явочным порядком, вопреки мировоззрению и отчаянным усилиям президента»[141]
. Процесс теневой приватизации в сельском хозяйстве всё равно шёл, но только уже обходными путями. По воспоминаниям Абубакарова:«Механизм приватизации был прост и надёжен: обновление трудовых коллективов за счёт близких и дальних родственников, создание, таким образом, своеобразных семейных предприятий. Подобное зародилось ещё в советское время, но развитие получило при Дудаеве. Толчком послужило решение, принятое его первым замом Я. Мамодаевым. Оно позволяло руководителям хозяйств реализовывать за наличный расчёт до 10 процентов товарной продукции с использованием полученных денег для выплаты заработной платы. Вынужденное, но экономически несостоятельное решение не только подтачивало финансовую систему, но и привело к разбазариванию имущества. Как и следовало ожидать, руководители не ограничились установленной квотой: в продажу они запустили всю товарную продукцию, и даже часть основных средств. На этой основе создавались новые частные предприятия. Самыми алчными оказались руководители сельскохозяйственных предприятий. Не все, конечно, но большинство»[142]
.Свидетельства о подобных разграблениях исходят и от других очевидцев[143]
. Косвенным подтверждением данной ситуации служит также Указ самого Дудаева «О приостановлении изменений границ землепользования в Чеченской республике»[144]. Весной 1994 года вышел ещё более суровый Указ «Об уголовной ответственности за самовольный захват земли»[145]. Хотя, по-видимому, ситуация существенно так и не изменилась.Но она и не была столь плачевной как можно подумать (по крайней мере, на равнине), что и позволило выстроенной системе сельхозпроизводства выстоять. По сведениям Абубакарова, к весне 1994 года по итогам очередной инвентаризации в целом по экономике только 10 % оценочной стоимости госимущества (по отношению к весне 1992 года) было втянуто в теневые операции[146]
.Куда большие проблемы были связаны с ценовой политикой. Дело в том, что тот же феноменально дешёвый для России 90‑х хлеб начисто вымывала спекуляция, которую государство было бессильно остановить и которую гасило всё большим и большим нажимом на крестьянство, постоянно увеличивая план закупок[147]
. Ведь прозрачность границ Ичкерии в совокупности с сохранявшимся единым валютным пространством создавала отличный повод для афер: Шерип Асуев в 1992 году фиксировал, что «искусственное замораживание цен уже создаёт в республике немало проблем. Отсюда мешками вывозятся хлебобулочные изделия и автоцистернами — бензин. Предполагается, что будет ужесточён таможенный контроль на границах республики»[148].Вот ещё одно свидетельство: