Итак, события 1880-х годов в жизни знаменитого художника были важны не только для него лично, но, несомненно, и для его родного города, Крыма, России, отчасти были значимы в европейском масштабе. Очевидно, что и торжественное празднование юбилея живописца в Императорской академии художеств, и почтительное внимание, которым он пользовался у заказчиков своих картин и земляков благодаря многолетней деятельности на благо города и его жителей, являются несомненными подтверждениями исключительного масштаба личности И. К. Айвазовского — художника и гражданина.
ЗАКАТ ХУДОЖНИКА.
1890—1900-е ГОДЫ
Движения живых стихий неуловимы для кисти:
писать молнию, порыв ветра, всплеск волны —
немыслимо с натуры... Они записываются в
памяти моей...[377]
Последнее десятилетие жизни художника было подобно не унылому угасанию, а многокрасочности глубоких и сложных вечерних тонов на взморье. Закат таит в себе и исток будущего рассвета. Как завершение дня наполнено не только усталостью от трудов, но и удовлетворением достигнутыми результатами и светлыми воспоминаниями. Так должно случаться при завершении жизненного пути личностей достойных и сильных. Таков был закат Ивана Айвазовского.
Один из примеров восточной мудрости гласит: «Живопись — это искусство стариков». Объективность такого суждения сполна доказывал жизненный и творческий путь феодосийского мариниста. Когда ему было уже за семьдесят, он по-прежнему, как и в молодости, много и вдохновенно работал, всё так же поэтично и искренно отображал морские виды на полотнах, не уставая, сочинял всё новые и новые сюжеты для картин, которых было написано уже около шести тысяч.
Столь же активной и успешной оставалась его общественная деятельность. В 1890 году художник в письме известному издателю А. С. Суворину обратился с просьбой опубликовать статью о его родном городе:
«6 января 1890 г., Феодосия.
Как Вам ни надоели статьи о Феодосии, позвольте в последний раз ещё просить о помещении в Вашей уважаемой газете посылаемой при этом статьи, присланной мне сегодня нашим почтенным комендантом над портом г. Подушкиным. Это вероятно последняя, в виду скорого решения злосчастного вопроса. Как говорят, назначено на 20 января, пред тем не лишне ещё раз выставить ложь севастопольских агитаторов, которые продолжают писать и говорить в Петербурге всякий вздор про нашу Феодосию.
Я написал 7 картин капитальных для моей парижской выставки, таким образом, вместе с прошлогодними, никогда ещё не выставленными, будет 24 картины.
Я и Анна Никитична сердечно поздравляем Вас и добрейшую Анну Ивановну с наступающим Новым годом, желаем всего счастливого. Прошу покорнейше принять уверение в истинном моём уважении и преданности.
И. Айвазовский»[378]
.В приведённом письме художник упоминает о своей парижской выставке. Подготовкой к ней он был занят в первые месяцы 1890 года, а сама экспозиция открылась в столице Франции в марте и включала тридцать новых картин, большая часть которых была создана в конце 1880-х годов. Прославленный маринист с воодушевлением рассказывал о её подготовке в новом письме А. С. Суворину:
«22 февраля [1890 г.], Феодосия.
<...> Мы послезавтра едем на пароходе в Одессу, а оттуда выедем в Париж 2-го или 3 марта.
Картины все уже в Париже, их всех будет до 30-ти, из которых только 9 написаны года четыре-пять тому, остальные 20 в эти два года и которых ещё никто не видел. Самая большая в 7 1
/2 аршина длины “Последняя минута на океане”, которая — лучшая моя буря.Много исторических морских картин, две кавказских, две крымских и Исаакиевский собор в сильный морозный день. Из Парижа Павловский пришлёт подробный список. Выставка будет в галерее Duran-Puell Bucjalitte, 16.
Как бы мы были рады, ежели бы Вы, как предполагали, приехали бы в апреле в Париж.
Последняя Ваша статья о Феодосии и Севастополе превосходная, и я телеграфировал Вам. Увидим, чем кончится этот вопрос, который измучил нас.
Прошу покорнейше верить в искреннее моё уважение и преданность.
И. Айвазовский»[379]
.