Айвазовский

Помимо творчества и общественных свершений не меньше радости художнику приносило общение в семейном кругу. По-прежнему он был окружён любовью многочисленной семьи: супруги, дочерей, внуков. Сохранилось несколько фотографий, на которых Иван Константинович, лицо которого словно озарено душевной теплотой, предстаёт рядом с потомками: «Айвазовский с внуками» (1890-е годы), «Айвазовский с внучкой» (1897 год).

Глубокие переживания художника, неудачный брак с Юлией Гревс были вознаграждены рождением четырёх дочерей: Елены, Марии, Александры и Жанны, которые спустя годы подарили маринисту десятерых внуков и внучек. Иван Айвазовский всегда любил проводить время в тесном семейном кругу. Гомон детворы не раздражал его, а напротив, приносил душевное отдохновение, давал эмоциональный подъём. Внуки знаменитого мариниста с самых ранних лет посещали мастерскую деда. Им запомнилось на всю жизнь, как «дед-чародей с густыми бакенами писал волшебные марины свои, писал с быстротой изумительной»[407].

Четверо внуков продолжили дело деда. Живопись своей стезей избрали Михаил Пелопидович Латри (1875—1941), сын старшей дочери Елены; Алексей Васильевич (Вильгельмович) Ганзен (1876—1937), сын второй дочери мариниста Марии, а также двое сыновей младшей дочери Айвазовского Жанны: художник и кораблестроитель, как и его отец, Николай Константинович Арцеулов (1889—1956) и Константин Константинович Арцеулов (1891 — 1980). Пожалуй, наиболее ярким, самобытным талантом отличался Михаил Латри. Его многочисленные живописные пейзажи, характерные образцы искусства Серебряного века, и сегодня поражают изысканностью цветовых сочетаний, тонкостью чувства художника, изяществом стилизации и глубоко достоверной поэтикой, образностью крымской земли, столь любимой им, как и его выдающимся дедом.

Из четверых внуков-художников И. К. Айвазовского после событий 1917 года в России остался только Константин Константинович Арцеулов, остальные трое эмигрировали. Константин под руководством деда уже в десятилетнем возрасте писал марины маслом. По настоянию отца окончил реальное училище в Севастополе, стал курсантом Морского корпуса, выпускником Академии художеств в Петербурге, а затем высококлассным авиатором, выполнявшим немыслимые для того времени фигуры высшего пилотажа. Закончив карьеру в авиации, К. К. Арцеулов посвятил себя живописи и графике. В частности, как иллюстратор сотрудничал с рядом издательств и журналов, в том числе с издательствами «Молодая гвардия» и «Детская литература», оформил более пятидесяти книг. Всего несколько месяцев Константин Константинович не дожил до своего 90-летия.

Особого упоминания заслуживает и другой внук знаменитого мариниста — Александр Пелопидович Латри, усыновлённый им. Ивана Константиновича в преклонном возрасте очень удручала мысль об отсутствии прямого наследника по мужской линии, что подвигло его обратиться с прошением к императору Николаю II. В частности, художник писал: «Не имею сыновей, но Бог наградил меня дочерьми и внуками. Желая сохранить свой род, носящий фамилию Айвазовский, я усыновил своего внука, сына старшей дочери — Александра Латри. Осмелюсь просить усыновлённому внуку Александру дать мою фамилию, вместе с гербом и достоинствами дворянского рода»[408]. Эта просьба была высочайше удовлетворена уже после кончины Ивана Константиновича.

Выдающийся художник был любим и своей семьёй, и многочисленными родственниками, друзьями, учениками, феодосийцами и почитателями его таланта по всей России, от императора до простых горожан, от привилегированной знати до крестьянства, его по-прежнему помнили, ценили известные зарубежные деятели. В родном городе великого мариниста знали и почитали все. Письменный «портрет» Ивана Константиновича в его закатные годы оставил преподаватель русской словесности Феодосийской мужской гимназии Ю. А. Галабутский: «Его фигура очень внушительно выделялась и* среды присутствующих. Он был невысокого роста, но очень крепкого телосложения, его лицо бюрократического склада, с пробритым подбородком и седыми баками, оживлялось небольшими карими, живыми и проницательными глазами, бросался в глаза большой выпуклый лоб, прорезанный морщинами и значительно уже облысевший. Айвазовский был вообще не мастер говорить. В его речи заметен был нерусский акцент, говорил он несколько затруднённо и не плавно, растягивая слова и делая довольно продолжительные паузы; но он говорил со спокойною важностью человека, который заботится не о том, как сказать, а лишь о том, что сказать»[409].