Долгожданная встреча с Италией была омрачена для Ивана Айвазовского невосполнимой личной утратой: в 1841 году ушёл из жизни его отец Константин Григорович, которому был 71 год. В Феодосии осталась пожилая мать, и Иван Константинович, тревожась о ней, регулярно отсылал ей часть академического пенсиона, хотя и сам был довольно стеснён в средствах. Но ни личные скорби, ни необходимость думать о заработке не могли заглушить его любви к искусству, стремления к движению вперёд, к творческому росту, к новым свершениям.
Иван Айвазовский со свойственной ему неуёмной жаждой знаний и художественных впечатлений был намерен изучить всю Италию, каждый город представлял для него интерес своими традициями, историей, памятниками культуры. Климат, темперамент её жителей, а следовательно, и произведения искусства достаточно сильно отличаются при продвижении с севера к югу страны. Художника не менее впечатлили южные итальянские земли, виды Амальфи, неаполитанские пейзажи.
Он работал по-прежнему неустанно. Часто обращаясь к образам моря, изображал Неаполь, «город достославный»[101], написал ряд пейзажей с заливом и дымящимся Везувием на среднем плане. Здесь он оставался особенно долго, создавая всё новые пейзажи, а особенно вдохновенно писал в Сорренто. Если в Венеции, Неаполе, Сорренто Айвазовский использовал богатый натурный материал, то, будучи в Риме, продолжал создавать марины, опираясь на свою феноменальную зрительную память.
Постепенно совершенствовался его характерный творческий метод: он недолго писал на пленэре, а затем увиденное, отчасти на основе натурного этюда или наброска, отчасти по памяти, воссоздавал в картине, привнося в неё свои чувства, фантазийные детали, несколько меняя композиционное решение, специфику рисунка, колорит во имя создания ясного образа. Айвазовский обращался и к библейским, и к историческим сюжетам, в том числе им был создан новый вариант композиции «Сотворение мира. Хаос». Возвращение вновь и вновь к одному и тому же мотиву характерно для феодосийского мариниста. Сам Иван Константинович писал об особенности своего метода: «Я нарочно повторяю сюжеты, чтобы исправить прежние, замеченные иногда только мной недостатки»[102].
«Сотворение мира. Хаос» — необычная по замыслу картина: морскую бурю озаряет сверкающий свет кометы. Очертания этого свечения, которое словно прорывается сквозь низко нависшие тучи, напоминает силуэт Творца мира. Вдохновенное творение художника не осталось незамеченным, более того — получило высочайшую оценку: папа римский Григорий XVI решил приобрести его для своего собрания. Но маринист ответил понтифику, что не может позволить себе взять гонорар, и тогда из рук главы католической церкви получил золотую медаль. Благодаря столь высокой оценке картина Айвазовского была включена в коллекцию Ватикана, где находятся лучшие из лучших произведения мирового искусства. С таким грандиозным успехом И. К. Айвазовского в шутливой форме поздравил Н. В. Гоголь: «Исполать тебе, Ваня! Пришёл ты, маленький человек, с берегов Невы в Рим и сразу поднял “Хаос” в Ватикане!»[103] М. И. Скотти посвятил знаменательному событию акварельную композицию несколько ироничного характера — «У Папы Римского», в которой сразу же узнается и коленопреклонённый Айвазовский перед понтификом, и его уже ставшая знаменитой картина. В акварельной композиции показаны пятеро художников России, пенсионеров Императорской академии художеств, удостоенных высочайшей чести — благословения понтифика. Среди них — Иосиф Габерцеттель, долго состоявший членом русской колонии в Риме, а также поляк Ксаверий Каневский, архитектор Александр Кудинов и стипендиат Черноморского казачьего войска Иван Черник. Но внимание папы римского обращено не на них, а на молодого Айвазовского, который почтительно указывает главе Ватикана на своё полотно «Сотворение мира. Хаос», в широкой золочёной раме установленное рядом на мольберте.
Исключительный успех феодосийца в Италии многим не давал покоя. Даже отношение его друга М. И. Скотти, отражённое в акварельной композиции, весьма неоднозначно. Что доминирует в иронии его характеристики, близкой к шаржу, — радость за друга или ревность к его славе? Пейзажист показан в акварельной композиции коленопреклонённым, в подобострастной позе, с соответствующим выражением лица. Многие члены русской колонии в Риме явно завидовали Ивану Айвазовскому, Скотти, судя по всему, не стал исключением, то же можно сказать и о братьях Г. Г. и Н. Г. Чернецовых[104], в своих «Записках» порицавших мариниста за «высокомерие, саморекламу и напористость»[105].