Айвенго

– Хорошо, – произнес магистр. – Ребекка, твой защитник обязан прибыть на ристалище не позднее утра третьего дня начиная с этой минуты. Если это условие не будет выполнено или твой защитник потерпит поражение в судебном поединке, тебя сожгут как колдунью в полном согласии с приговором суда. Аминь! Писцы, огласите вердикт трибунала во всеуслышание!

Ребекка в полном спокойствии выслушала приговор и лишь после этого напомнила магистру, что для поисков защитника у нее есть право связаться с близкими людьми. Ей ответили, что, прежде чем она отправится в тюремную келью, пусть изберет среди присутствующих в зале посыльного, который получит к ней свободный доступ и выполнит поручение. Девушка обвела глазами толпу, однако ни один человек не изъявил желания. Несколько минут она с тревогой ждала отклика на свою просьбу, пока наконец не подал голос сакс на костылях.

– Хоть я и калека, – сказал он, – но еще жив благодаря твоей доброте и милосердию!

Ребекке подали пергамент и перо, и она торопливо написала несколько строк на еврейском языке.

– Это письмо моему отцу, – сказала она, подавая саксу записку и несколько золотых монет. – Найми лошадь и быстроногого посыльного, и пусть он мчится во весь опор к Исааку из Йорка…

Случай рассудил иначе. Едва калека выбрался из прецептории, размышляя о том, как исполнить поручение девушки, в четверти мили от гнезда храмовников он поравнялся с двумя всадниками, которые при виде его остановили своих мулов.

– Что там происходит? – с тревогой спросил один из них.

Сакс тотчас узнал отца девушки и раввина из соседнего городка и тут же протянул Исааку письмо Ребекки. Тот прочитал записку, покачнулся и без чувств рухнул со своего мула на землю. Раввин бросился поднимать несчастного родственника. Однако старик и сам спустя короткое время пришел в себя, сорвал шапку и, посыпая голову дорожной пылью, возопил:

– Мое бедное дитя! Смерть уже покрыла тебя своей черной тенью…

– Не говори так! – воскликнул раввин. – Если ты держишь в руках ее письмо, значит, Ребекка жива! Дай сюда. – Он вырвал из трясущихся пальцев Исаака записку и прочитал: «Отец мой, я приговорена к сожжению на костре за колдовство. Найди, если сможешь, сильного воина, который сразился бы за меня мечом и копьем по обычаю рыцарей на ристалище святого Георгия близ Темплстоу. Бой состоится не позднее утра третьего дня. Испробуй все возможное, но прежде обратись к сыну Седрика Ротервудского, Уилфреду, рыцарю Айвенго. И хоть он еще наверняка не окреп после полученных ран, быть может, Айвенго согласится защитить меня в судебном поединке. Скажи ему, что Ребекка оклеветана и неповинна в тех грехах, в которых ее обвиняют. Да пребудут с тобой мир и благословение Божье, возлюбленный отец мой!»

Во время чтения письма на лице старика блуждало задумчивое выражение. Наконец, взглянув на раввина, Исаак произнес:

– Ступай-ка ты, ребе Натан, в Йорк и от моего имени и кошелька поищи охотников сразиться за мою дочь. А я отправлюсь дальше, чтобы поговорить с Уилфредом Айвенго. Он, может, еще и не оправился, но во всяком случае выслушает меня… Прощай! Давай обнимемся!

Родичи со слезами обнялись, а калека-сакс еще долго стоял на дороге, глядя вслед разъехавшимся в разные стороны всадникам…

Под вечер в келье Ребекки раздался тихий стук.

– Войди, – спокойно произнесла девушка, – если ты друг. А врагу не в моей власти это запретить.

Когда на пороге появился Бриан де Буагильбер, она вздрогнула и взглянула на храмовника с упреком.

– Друг я тебе или недруг, зависит от того, чем кончится наша встреча, – сказал Буагильбер. – Тебе нечего бояться, Ребекка.

– Ты так считаешь, рыцарь? Теперь я не боюсь даже смерти…

– Я это видел, – усмехнулся храмовник. – Сядем. Мне нужно с тобой поговорить.

– О чем мне говорить с тобой? – возмутилась Ребекка, но все же присела, потому что ноги ее предательски не слушались. – О твоих безудержных страстях, которые стали причиной всех моих бедствий? О твоих честолюбивых мечтах или о том, что ты смолчал на судилище? Или о награде для тебя, ценой которой станет мой позор?

– Я вижу, Ребекка, ты продолжаешь считать меня виновником тех страданий, от которых я хотел тебя избавить.

– Великий Боже! – воскликнула девушка. – Мы говорим на разных языках. Ты ведь знал, что я невиновна, но ни единым жестом не вступился за меня…

– В твоих словах горькая правда. – Буагильбер вскочил и начал кружить по крохотной келье. – Но ты ведь помнишь ту записку, которую тебе тайком сунули в руку, когда ты шла на судилище? – Храмовник остановился. – Это я, я ее написал…

– Короткая передышка перед костром, не более того, – возразила Ребекка. – Какая польза от клочка пергамента?

– Но ты ведь последовала моему совету! – Бриан де Буагильбер опустился на колени перед замершей девушкой и, взяв ее руки в свои, зашептал, словно в бреду: – Но это еще не все! Если бы не мои собратья, избравшие меня отстаивать честь ордена, я бы сражался за тебя, милая Ребекка! Я бы представлял на суде Божьем твою сторону… Вот почему я написал: требуй защитника!