Айзек не слушает и поворачивает налево. Он катится по кольцевой развязке, будто шарик по рулетке, и вскоре обнаруживает себя на пустом парковочном месте больничной автостоянки. Времени на оплату парковки у них нет. Айзек оставляет машину чуть в отдалении от других автомобилей с настежь распахнутой водительской дверью – хорошо, что на стоянке никого нет. Он поворачивается к Эггу. Эгг поворачивается к нему. Как много не сказано, как много важного. Но оба знают, что время разговоров прошло – настало время действовать. Эгг поднимает длинную руку и крепко сжимает предплечье Айзека. Такой маленький – но такой сильный. Айзек молча смотрит на крошечное существо. Его желтая мордочка полна решимости, а белый мех фосфоресцирует под ночным небом. Эгг не произносит ни слова, но плещущиеся в его глазах звезды говорят именно то, что Айзеку нужно услышать.
Айзек влетает в приемную. В зале ожидания царит тишина, если не считать монотонного сопения кондиционера и приглушенных стенами голосов врачей. Появляется Айзек эффектно – на него тут же устремляются несколько пар усталых глаз. Он оглядывает лица сидящих на скамьях людей, подумывая сопроводить свой выход драматичной репликой, но воздерживается. Вместо этого он уверенно подходит к стойке регистрации, с силой впечатывает руки в белую столешницу и ровным голосом проговаривает:
– Мой сын. Я хочу увидеть своего сына.
Медсестра, которая почему-то называет его по имени, проводит Айзека по чересчур ярко освещенному коридору. Если поднапрячься, он тоже мог бы вспомнить, как ее зовут. Она доходит с ним до лифта.
– Вы знаете дорогу, – напоминает медсестра.
Айзек не может заставить себя нажать на кнопку. Ему кажется, будто его обманом загоняют в ловушку, будто он зайдет – и рухнет в бездонную шахту. Пересиливать себя ему не приходится: двери открываются сами. Можно было бы подумать, что злополучную кнопку нажала длань судьбы, но из лифта выходит всего лишь забывший запахнуть халат старик. Айзек выпускает его и заходит в лифт. Ожидание томительно. Он поднимается в одиночестве, если не считать бесконечного множества его клонов, живущих за четырьмя зеркальными стенками лифта. Дисплей над дверью отсчитывает пять этажей. Нервно барабаня ногой по металлическому полу, Айзек отсчитывает их вместе с дисплеем. Он тяжело вздыхает и сжимает кулаки. На этот раз пальцы правой руки начинают немного ныть. Он буравит взглядом двери лифта. На свое отражение он не обращает ни малейшего внимания – он всматривается в то, что скрыто за зеркалами, будто обрел рентгеновское зрение. Он видит белозубую пасть пятого этажа, которая готовится его проглотить. Горящая на дисплее цифра «3» превращается в «4». Лифт едва заметно вибрирует. Не сметь сдаваться. Только не сейчас. Айзек опирается на опоясывающие стены лифта металлические перила. На экране вспыхивает цифра «5», двери вздрагивают и начинают расползаться.
Айзек зажмуривается. Делает глубокий вдох. Медленный выдох. Снова открывает глаза. Выходит из лифта. Коридор, в который он попадает, освещен ничуть не ярче доставившей его сюда железной коробки, но глазам все равно требуется некоторое время, чтобы настроить фокус. Наконец зрение адаптируется, и его взору предстает чистая, четкая картинка. Пол устилает натертый воском линолеум. Над головой жужжат лампы дневного света. Вот оно – детское отделение реанимации и интенсивной терапии. Справа его поджидает изогнутая стойка регистрации, синяя папка со списком посетителей, шариковая ручка на металлической цепочке и формально-вежливое «Сэр, чтобы пройти в палату, вам надо заполнить форму». В коридоре толпятся врачи и медсестры. Он узнает каждого, будто очутился в компании старых друзей. Все они смотрят на него с сочувствием. В его же ответном взгляде читается отчаяние, смешанное с мольбой о помощи.
– Не отключайте вентиляцию! – кричит он. – Пожалуйста, дайте ему еще один шанс!