Что, черт возьми, он вообще здесь делает? Он должен быть в больнице. Он снова кричит, хватаясь руками за каменный парапет – до стертых в кровь ладоней, до побелевших костяшек. Он с запозданием осознает, что сломать ноги все же довольно-таки страшно. Он соскальзывает на пару сантиметров ближе к пропасти. Парапет начинает крошиться, несколько камешков срываются вниз. Айзек цепенеет, боясь даже помыслить о том, чтобы перекинуть ноги обратно на безопасный тротуар. Он пытается оглянуться назад, но ему кажется, что любое движение может поставить под угрозу его и без того шаткое положение. Так вот как ощущает себя Мэри, стоя на каминной полке. Айзек боится, что удар о дно неглубокой речушки выбьет из него дух, как падение на пол выбило из жестянки дух Мэри. Он готов снова расплакаться, но слезы застывают в глазах. Он понятия не имеет, как будет выкарабкиваться на этот раз, но знает, что должен постараться. Он не может поступить так со своим сыном – если его сын, конечно, сам выкарабкается. Он не представляет, как мог быть таким слепым. А еще он не понимает, что… Что это за звук? Паника неожиданно отступает. Он слегка расслабляет впившиеся в камень пальцы. Все еще сидя на краю моста, он наклоняет голову набок и хмурится. Что это такое? Он слышит рокот, громкий, громче перекатывающейся по уступам реки, но настолько низкий, что вода все равно почти его заглушает. Мощные басы отдаются во всем теле, мост под ним начинает вибрировать. Он убирает руки с парапета – там, где только что были его ладони, подскакивают, кружатся в незамысловатом танце, слово капли воды на мембране барабана, крошечные осколки камня. Айзек всматривается в реку, в темную панораму простирающегося за ней леса. Что же это за гул? Он нарастает и нарастает, пока не становится всеобъемлющим. Он идет… отовсюду? Айзеку кажется, будто он попал в рекламу колонок с объемным звучанием. Он снова прищуривается, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь между темными силуэтами деревьев, – и он видит их. Огни. Тусклые, далекие. Быстро приближающиеся. Он уже знает, что сейчас произойдет.
Огромный космический корабль возникает будто из ниоткуда. Звук переливающейся через плотину воды тонет на дне речушки, на Айзека набрасывается порывистый ветер, на мгновение опережающий черного металлического зверя. Зверь оглушительно ревет. Айзек съеживается. Лучи прожекторов скользят по кронам деревьев и наконец наползают на него. Айзек застывает в капкане яркого света и оглушительного рокота. Ему кажется, что его вот-вот затянет в сплетенное из сияния и клокочущего рева торнадо. Огни ослепляют – что и говорить, – но, прикрыв глаза ладонью, он смутно различает среди них красные и белые. Последние вцепились своими фотонами в Айзека – уж не собираются ли они утащить его в металлическую утробу корабля? Он отводит взгляд – слишком ярко, все равно что смотреть на солнце. Корабль зависает ровно над ним. Стараясь дышать ровнее, Айзек сосредотачивается на звуке. Монотонный вибрирующий гул превращается в многоголосую какофонию.
– Не прыгай! – хрипит он. Даже через помехи слышно, что голос подозрительно похож на голос Айзека и совершенно точно принадлежит землянину. – Тебе есть ради чего жить!
Винты вертолета швыряют Айзеку в лицо порывы ветра. Свет прожектора слепит, и он никак не может разглядеть, кто говорит с ним: пилот или невидимый пассажир. Как они вообще нашли его? И с каких это пор за самоубийцами присылают вертолеты? Эта спасательная махина может с не меньшим успехом придать несчастному ускорения. И как вертолет может висеть над приземистым мостом, перекинутым через тощую речку с заросшими густым лесом берегами? Все эти мысли проносятся в голове Айзека за миллиардную долю секунды. Словно прочитав его мысли, экипаж вертолета прерывает операцию. Вертолет грузно разворачивается и начинает удаляться. Луч прожектора соскальзывает с Айзека и теряется в кронах деревьев. Оглушительное механическое жужжание перестает оглушать. Ветер стихает, чихнув последним порывом, которого хватает, чтобы Айзек, потеряв равновесие, начал судорожно размахивать руками. Его центр тяжести смещается вперед – и, не в силах удержаться, он падает. Перед ним снова распахивается черная бездна. Вода устремляется ему навстречу. Он закрывает глаза и готовится к худшему.