Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

[Мы, то есть царь] тщахомся врученное нам от всеми [царями] царствующего Царя Российское царствие право [то есть справедливо] правити, и должности царския совершати. От них же есть первая и величайшая должность охранение восточныя православныя Веры, и тоя о разширении промышление. Та же той [должности, то есть обязанности] подобная о благочинном государства управлении, и о защищении имети тщание. Знающе же убо едину оных и прочих царских должностей родительницу, и всяких благ изобретательницу и совершительницу быти мудрость: ибо оною паче иных всех образов слава Божия умножается, православная наша восточная Вера от злокозненных еретических хитростей в целости сохраняется и разширяется; варварские народы богознанием просвещаются; иноверная царствия ко благоверию обращаются; правоверныя же [царства] ко известнейшему [то есть полнейшему] познанию догматов Веры достизают, и очищения совести хранити изучаются. Тоюжде все царствия благочинное расположение, правосудства управление, и твердое защищение, и великое распространение приобретают. Сокращение же да речем: мудростию во вещех гражданских и духовных познаваем злое и доброе322.

Следуя примеру царя Алексея Михайловича, которого восточные патриархи призывали основать в Москве греко-славяно-латинскую школу, и совету патриарха Иоакима, царь далее провозглашает свое намерение подражать царю Соломону и благочестивым императорам Константину, Феодосию и Юстиниану, «о учении свободных мудростей [то есть искусств]… тщащихся»323. С этой целью он приказывает основать академию, в которой бы преподавались «семена мудрости, то есть науки гражданския и духовныя, наченше от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной [логики], естественной и нравной, даже до богословии», а также гражданское и каноническое право324.

Первейшие обязанности царя формулируются в «Привилегии» вполне традиционным образом: сохранение веры и справедливое правление. Новшеством являются их связь со знаниями и вытекающие отсюда последствия. Монарху недостаточно соблюдать принципы православия для того, чтобы успешно царствовать и быть благочестивым защитником веры. Более того, не одни только божественная мудрость и милость руководят поступками царя и оказывают им содействие. Для того чтобы царь мог успешно выполнять свои обязанности в качестве защитника православия и справедливого властителя, требуется еще и мудрость, которую укрепляют знания. Проводя связь между знаниями и мирскими делами, автор «Привилегии» берет на вооружение теорию просвещения, применяя ее и к светской сфере. Так, знания объявляются нужными не только для понимания, защиты и распространения веры: без них не обойтись и в миру. При этом стремление к знаниям ни в коем случае не является вызовом вере. Наоборот, учение ведет к гармонии с божественной мудростью.

Непосредственно перед перечислением обязанностей царя в «Привилегии» приводится следующий отрывок из Книги премудрости Соломона (7:7–11):