Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени

…не научащихся свободным учениям, всяких чинов людей, детей их, разве [то есть кроме] благородных, в наши Государские чины, в Стольники, в Стряпчие, и в прочие, в ня же от нас Великого Государя жалуются благородные, ни за какия дела кроме учения, и явственных на войнах и в иных государственных, наши Государския части [то есть владения] ко умножению, и государства к разширению соделаний не допущати336.

Разбирая эту статью, Поттер справедливо подчеркивает те преференции, которые получали выпускники академии, завершившие обучение в ней337. Авторы статьи однозначно выделяют из числа свободных искусств грамматику и иностранные языки как две сферы, обеспечивавшие преуспевшим в них учащимся восхождение по карьерной лестнице. Иными словами, в статье делается упор на удовлетворение государственных потребностей и проводится связь между ними и работой академии338.

В статьях 11–16 описывается ряд обязанностей, возлагаемых на штат академии. Блюстителю и учителям полагалось присматривать за деятельностью иностранных неправославных специалистов в Московии. Если бы штат академии решил, что навыки этих людей необходимы и заслуживают награды, то этих иностранцев следовало назначать на соответствующие должности. Если же обнаружилось бы, напротив, что они прибыли с целью нанести урон истинной вере, то они подлежали изгнанию из Московского государства. Предоставление иностранцам крова в частных домах дозволялось лишь с разрешения блюстителя и учителей339. Более того, штат академии должен был отслеживать существование взглядов, враждебных православию. О русских, придерживавшихся таких взглядов, следовало немедленно докладывать царю. Далее царь по совету патриарха и штата академии должен был принимать меры (какие именно, в «Привилегии» не указывается). Царя надлежало уведомлять и о высказываниях и сочинениях иностранцев, противоречивших православию, но для таких случаев предусматривалась совершенно иная процедура: штату академии нужно было под присягой представить убедительные доказательства того, что подобные нападки на православие действительно имели место, после чего решение по данному делу выносил гражданский (градский) суд. Участие патриарха в этих процедурах не предусматривалось340. Помимо этого, штату академии надлежало заносить в особый список имена обращенных в православие и тщательно контролировать их приверженность постулатам веры. Всякий, кто допускал прегрешения в этом отношении, подлежал ссылке в Сибирь. Если же недавно обращенный решал вернуться к своей прежней вере и совершал святотатство в отношении православия, то его следовало сжечь341. Хранение книг «волшебных и чародейных и гадательных», как и их использование на практике и в преподавании, строго запрещалось. Обладатель таких книг был обязан сжечь их и держаться подальше от них в будущем. Также и людям, не сведущим в свободных искусствах, запрещалось иметь польские, латинские, немецкие, лютеранские и кальвинистские сочинения, чтобы не нанести ущерба своей вере. Такие книги следовало сжечь или сдать в академию. Впрочем, существенно, что это требование не относилось к «искусным в свободных учениях». Тем не менее если кто-то, с учетом вышеописанных положений, был уличен в занятиях магией и колдовством и на этот счет имелись надежные доказательства, то он подлежал сожжению без всякого милосердия. Если же в обладании иностранными еретическими книгами и во взглядах, противоречащих православию, был уличен человек, не сведущий в искусствах, то его следовало наказать в соответствии с тяжестью преступления342. Кроме того, сотрудники академии должны были служить судьями в случаях святотатства по отношению к православию со стороны иностранцев. При наличии надежных доказательств подсудимые подлежали сожжению. Сожжению подлежали также и перешедшие в католичество или протестантизм православные – уроженцы как Московии, так и других земель. Однако католики, перешедшие в протестантизм, наказывались только высылкой343. Наконец, согласно статьям 17 и 18, в распоряжение академии предоставлялась царская библиотека, причем указывалось, что все расходы по ее содержанию лежат на государстве344. В заключительных строках «Привилегии» академии вновь гарантировалось покровительство и самое пристальное внимание к ее деятельности со стороны царя и содержались угрозы в адрес врагов просвещения на тот случай, если они попытаются расстроить такое полезное начинание345.