Ахматова, то есть Россия

Этот ее первый Петербург – действительно такой же, как у Достоевского, город с шумными конками, со множеством лодок, весь в разноцветных вывесках. В Петербурге 90 – х годов прошлого века почти совсем не было зелени. После тихого и пахнущего липами Царского Села этот город в своей суровой гранитной красоте показался впечатлительной девочке и отталкивающим и притягательным одновременно. Так что в нем были все признаки настоящего полнолуния. Свой свет и свои тени. Город привлекал красотой и отталкивал ужасами. В своих воспоминаниях она напишет: «Воспринимался он (Петербург) особенно свежо и остро после тихого и благоуханного Царского Села. Внутри Гостиного двора тучи голубей, в угловых нишах галерей – большие иконы в золоченых окладах и неугасимые лампады. Нева – в судах. Много иностранной речи».

И хотя Ахматова свои первые воспоминания датирует концом XIX века, она признается, что в ее сознании хранится память и о более раннем Петербурге. Когда в 1927 году мать Анны в последний раз приехала за ней и вспоминала о Петербурге своей молодости, то есть о 70 –х годах прошлого столетия, то ее в воспоминаниях изумляло изобилие зелени в тогдашнем городе. Ведь в XIX веке остались только гранит и вода. У Ахматовой это воспоминание найдет поэтическое выражение в «Северных элегиях»:

Но, впрочем, город мало изменился.
Не я одна, но и другие тоже
Заметили, что он подчас умеет
Прикинуться старинной литографьей,
Не первоклассной, но вполне пристойной,
Семидесятых, кажется, годов.
Особенно зимой, перед рассветом,
Иль в сумерки – тогда за воротáми
Темнеет жёсткий и прямой Литейный,
Ещё не опозоренный модерном.

Дойдя сегодня до Литейного проспекта, видишь, что он уже не только, как выразилась Ахматова, осквернен модерном, но еще и перекопан и покрыт тучами пыли. Она создавалась пневматическими молотками, которые как бы пытались докопаться до лопнувших канализационных труб. В начале XX века на Литейном проспекте действительно было построено несколько зданий в стиле модерн. Как вспоминает Ахматова, они отгородили Фонтанный дом от Литейного проспекта, в частности, от тех домов, в которых некогда жили Николай Некрасов, великий поэт, стихи которого она знала с детства, и Михаил Салтыков – Щедрин, знаменитый писатель и сатирик.

И тут ко мне возвращаются другие слова Ахматовой: «И поблизости массивный дом Мурузи – на углу Литейного проспекта – где я в последний раз в жизни видела Гумилева, в тот день, когда меня нарисовал Юрий Анненков. Все это – мой Ленинград».

В сегодняшней внешней отделке зданий и дворцов преобладают бежевые, серые и желтые тона, характерные также для двадцатых и тридцатых годов. Но во времена ее детства доминирующими цветами были красный, пурпурный и розовый. В те времена было также множество великолепных деревянных домов, дворянских резиденций, особенно на Каменно – островском проспекте и вокруг Царскосельского вокзала. Сегодня перед ним, носящим имя Витебского вокзала, маленький мальчик играет на детском аккордеоне вальс «Прощание с родиной». Возле него шапка, в которой лежит несколько смятых бумажек. Возле маленьких киосков с различной едой, главным образом хлебом, слоняются бездомные, но в общем довольные жизнью собаки. Русские охотно делятся с ними тем, что имеют. Бездомные псы и греющиеся на солнце коты выглядят так, как будто это их место, вписываются в городской пейзаж. В тех местах, куда еще не добралась высокая западная цивилизация, животные явно бывают ближе к людям, а может быть, и люди – ближе к животным. У них как бы общая судьба, и те и другие стремятся выжить.

Виллы вокруг вокзала, которые Ахматова помнила с детства, разобрали на дрова в страшном 1919 году. Они исчезли из городского пейзажа примерно в то же время, когда Ахматова жила в Мраморном дворце вблизи Эрмитажа, в служебной квартире № 12 вместе со своим вторым мужем, Владимиром Шилейко, страдая по причине холода, голода и любовной ловушки, в которую она попала. Исчезли также, по ее воспоминаниям, двухэтажные особняки восемнадцатого века, построенные выдающимися архитекторами. В двадцатые годы их снесли либо надстроили, уничтожив при этом всю красоту и гармонию.

Девушка и юноша из цеха поэтов

Петербург, я еще не хочу умирать,

У меня телефонов твоих номера…

Осип Мандельштам «ЛЕНИНГРАД»