Читаем Аккрециозия полностью

— Конкурирующих интересов тут нет. Ближе всего к родству был Артем. Но, в силу обстоятельств, при смене, так сказать, полярностей, его позиция стала противоположной. И он, из нас всех наименее был бы заинтересован в таком исходе.

Пока он говорил я устало кивал, развалившись на диване.

Странно, в этот момент я почувствовал облегчение. Какое-то странное утробное чувство пресыщенности. Все здесь были слишком спокойны и расслаблены. Слишком невосприимчивы. И будто сейчас, перейдя границу туда и обратно, я получил немного этого состояния себе.

Все игра в бесстрастность и невовлеченность рассыпалась, оказавшись иллюзией. Скрывающей правду, к которой ты уже выходил. Но в которую не хотел поверить. Всем было плевать. Для всех, находящихся здесь это было просто досадное ожидание. В том числе и для меня.

Что странным образом меня даже теперь не пугало.

Возможно, века межзвездных странствий и длинного времени сделали свое дел. Став людьми предела, мы наконец стали людьми бездны в полном объеме. В своем долго, монотонном скитании от звезды к звезде. Перед безразличным взором пустоты.

Растянутое время, медленное время, слишком большое для человеческого существа. На его масштабе все события становятся неразличимыми пятнами. Стушевываются в одну длинную разноцветную нить повторяющего узора.

Мы скорее чувствовали теперь легкое раздражение от необходимости томления. В необходимости совместного переживания ожидания. Всю эту досаду и тоску, остается теперь вымочить в алкоголе, тумане рассудка прожить, смазать пространными разговорами.

Или, быть может, так было с нами всегда. Просто некогда было обратить на это внимание.

Из-под тяжелых век я смотрел на своих собеседников. Коля расстегнул рубашку, почти до пояса и постоянно трогал шею, прежде чем сделать ход. Игорь всё такой же высокой тенью-тростинкой возвышался в кресле. В клубах дыма искрами заходилось его лицо, под защитой энергополя.

Интересно, из какого он был мира?

Олег сидел позади ни, под светом лампы, на высоком барном стуле, облокотившись спиной н барную стойку наблюдая за партией. Наверное, просчитывал ходы.

— По итогу у нас, — сказал Коля, колючий взгляд вперив в Фадина, — Аномалия. Случай или убийство.

Я потянулся, взял бокал и подняв его вверх сказал:

— Мы сделали полный круг и ничего не узнали.

Все повторили, и мы выпили без слов и не чокаясь.

Фадин кивнул. Затем сделал ход.

— Всё так, потому продолжи ждать. Шах и мат.

Его паучьи пальцы взвились в воздух в победном ликовании.

— Да ну это невозможно. Просто невозможно. — надулся Коля, чуть не вскочив с кресла и не опрокинув стол.

— Всё еще впереди, мой мальчик. Не расстраивайтесь.

Коля встал, прошелся по комнате. Залез в холодильник и найдя там газировку налил себе полный стакан и осушил его залпом. А Игорь развернулся ко мне.

— Жалко, только, что мы не можем для нее ничего сделать. — продолжил он свою мысль. — Поэтому, просто сосредоточимся на чем-нибудь другом. Это поможет нам дождаться развязки.

Тень его паучих рук заплясала на столе.

— Может, — осторожно сказал я. — Мы могли бы, хотя бы ее перенести. В стазис-капсулу например… Как представляю, что она вот так, просто болтается по отсеку, как кукла какая-то, аж трясет.

— Нельзя. — сказал Олег. — Мы можем, только испортить всё. Только больше проблем создадим.

— В стазис-камере у нее больше шансов сохраниться. Не думаю, что мы можем там что-то испортить. — казал Коля.

— В отсеке минусовая температура. — констатировал Игорь.

— Значит она уже давно замерзла и ничего мы не сможем испортить. Но поступим как-то по-человечески. Хотя бы сохраним ее тело для родных. Думаю для них это важно. — сказал я.

Все замолчали.

— Ну да, висит там неприкаянная. — с непреодолимой грустью в голосе отозвался Олег. — Как мусор какой-то. Что мешало сразу капсулу предложить?

Коля щурился от выпитого, потирая глаза и сжимая себе виски.

— Наверное, правила гигиены. — сказал он, начав растирать себе шею.

Мы все непонимающе уставились на него. Коля начал оправдываться6

— Ну, следующему пассажиру, не очень бы хотелось, наверное, ехать в этой капсуле…

— А как он узнает? — спросил Фадин. — И даже более, откуда ты знаешь, что так ранее не делали в твоей капсуле7

Его от этого передернуло. Олег за это время успел все обдумать и выработать план.

— А знаете, пойдемте к этому Вадиму. И потребуем его перенести девочку в камеру. Это не дело. Это он в конце концов за всё отвечает. И только у него и этого, второго…

— Юры. — говорю я.

— Да, у них двоих, только ничего нет. Ничего. И это на их борту произошло убийство…

Олег разгонялся все сильнее. Немного посопротивлявшись, в итоге все зараженные этой идее мы уже шли по темным коридорам Спичка искать Можжелевского. Каждый, наверное, всё-таки по своим причинам. Спичка гудел и дрожал под гнетом напирающих волн невозможного океана. Корабль мчался вперед.

Мы кучкой, держась за стены и друг за друга. Под светом сферы пробивали себе путь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза