Читаем Аккрециозия полностью

Пылаев дежурил в рубке. Можевелевского мы нашли заспанного в своей каюте. Открыв нам дверь почти сразу он насмерть стоял на пороге. Взъерошенный и злой. В отлаженной форме.

Высокий и плотный, в махровом халате и пушистых тапочках, круглолицый Олег стоял против него. Рядом с ним стоял Коля, зелёнощекий, короткостриженный, в расправленной и расстегнутой рубахе. За ними возвышался тонкий и длинны, будто палочник Фадин. Руки держал в карманах, искрился и слега качался, будто на ветру. А рядом такой же я, с грязными патлами, впалыми красными глазами, похожий на крысу.

Олег начал сразу. Они были с Вадимом примерно одного возраста.

— Вадим. Неправильно это. Ну неправильно это. Инструкции, всё понимаю. Но и нас пойми. Жалко девочку.

— А. — Вадим устало вздохнул.

— Ну нельзя так. Ты пойми. Давай ее в капсулу перенесем. Давай?

Можеевский, видно опытный. Стоял не шелохнувшись. Осматривая по очереди наши оплывшие рожи в слабом свете сферы. Мне думалось, что он также попытается спрятаться. Как тогда, в гостиной.

— Поймите, товарищи. Не положено.

— Да ну что начинаешь. — тут же парировал Олег. — Ну совсем молоденькая же. У меня дочь ее возраста.

— Я понимаю. Но есть правила. Им нужно следовать. Отсек опечатан. По месту прибытия будет сдан следственной группе. Я им что скажу?

Игорь Семенович, не справляясь с раскачивающим его пьянящим порывам, положил свои длинные пальцы на плечи Олегу. Почувствовав опору, он слегла подался вперед, наклонившись к нам.

— А по-другому нельзя? — сказал он. — Если допустим, текущее место хранения может навредить телу. Тогда, мы, наверное, должны найти иной способ сохранить его. Правильно?

Я наблюдал за ними то одним глазом то другим. Подпирая стенку рядом с дверью.

— Вот да, профессор дело говорит. — сказал кивнул грузно Олег.

Можелевский постоял, так переводя взгляд с одного на другого. Обдумывая следующий шаг.

— Там все законсервировано. Поймите. А если это патоген какой-нибудь? Это же по всему кораблю разлетится мигом. — он подался вперед, в голосе его звучала сердечность. Когда я смотрел на него левым глазом, то был уверен, что сердечность эта настоящая, когда правым — что он просто хочет от нас отделаться. К единому мнению прийти у меня не получилось. Пуча глаза или жмурясь — все одно. Потому я продолжил дальше слушать.

— Я бы помог. Помог бы. Самому смотреть на это тошно. Но нельзя. Для её же блага нужно соблюдать правила. Так мы быстрее поймем, что случилось. Вдруг среди нас убийца? Что тогда? Мы ему так только поможем…

Олег вмиг залился пунцом, не успел тот договорить. Путь был ошибкой и даже сердечность в голосе не помогла.

— Среди нас!? Да чтобы кто-то из нас вообще ее пальцем тронул!?

Он уже совсем был пьян.

— Не могу ничего исключать. — сказал Вадим насупившись.

Видно было, что Вадим давно на флоте. Он смотрел на нас как на маленьких детей, надравшихся и не готовых принять данность такой, какая она есть.

Олег не унимался.

— Ты мне скажи, ты мне скажи. Это твой корабль. Ты тут главный.

Вадим перевел взгляд с Олега на меня, потом на Колю, потом на Фадина. Выискивая среди нас того, с кем можно было говорить. Затем, определившись, продолжил, обращаясь к Фадину.

— По-человечески, очень хочу помочь. По долгу службы — не могу.

Жикривецкий хотел было взорваться снова, но Коля схватил его за руку и начал похлопывать по плечу баюкая.

— Не нужно, не нужно. Вадим Сергеевич прав. Мы все тут хотим сделать как лучше. Но только ему за это нести ответственность.

Вадим начал напирать.

— Вы только хуже делаете. — сказал он. — Понимаю ваши чувства, но идите-как проспитесь. Пока ничего не натворили, о чем потому будете жалеть. С ней, — он осекся, метнув на меня быстрый взгляд. — с ей телом, все будет в порядке. Капсула не предназначена для перевозки покойников.

Еще какое-то время мы простояли молча. В каком-то странном состоянии, где никто уже не хотел продолжать, но и никто не был готов отступить. Фадин мягко улыбнулся, паучьими руками обвивая Олега, пока тот безропотно пыхтел перегаром в лицо Можжевелевскому как самовар.

— А теперь идите спать. Иначе всех запру по каютам. — твердо сказал Вадим.

С каждым его действием я все больше удивлялся. Тот ли передо мной Вадим. Или его может быть подменили? Но каким бы глазом я на него ни смотрел, определиться так и не смог.

— Извините за беспокойство. — сказал Игорь и потянул Олега за собой.

Дверь со щелчком перед нами закрылась. Затем последовал глухой удар кулаком о косяк. И только после этого, мы вчетвером, качаясь и придерживая друг друга поплелись обратно.

Я плелся последним, думая о том, какая это всё безумная глупость. Спичка сотрясался то и дело. Наверное, смеялся над нами. А меня начало мутить.

Двигаясь в алкогольном тумане, пьянящем дурмане идей, мы оказались перед отсеком, в котором была она. Вышли на него со стороны единственного, хорошо освещенного коридора. Там же, где до этого я встретил Колю. Впереди была темнота, и только на полу светилось белое пятно. Окно ярким маяком в двери ведущей к Лиле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза