Читаем Аккрециозия полностью

Теперь уже мы вчетвером стояли на границе свети и тьмы. Каждый, невольно думал о том, как мы сюда пришли.

— Бедная, бедная девочка. — расчувствовался Олег, потирая руку.

Коля не заметил того, как вновь начал грызть ногти. Не решаясь подойти ближе.

Один Фадин стоял с каким-то пугающим умиротворением на лице. Свет на полу напоминал свет луны. Такой же бледный, далекий и холодный.

— Мы так монго говорим о ней. — сказал он. — Но никто не приходил сюда ни разу. Чтобы просто взглянуть на неё. Рассмотреть поближе.

— Я был. — сказал я.

В ответ он похлопал меня по плечу.

— Не думаю, что смогу. — сказал Коля. — Хотя признаюсь, мне любопытно.

Мы с Игорем посмотрели на него, и он тут же начал оправдываться, еще более вгрызаясь в ногти.

— В том смысле, что может быть удастся узнать что-нибудь. Найти какие-нибудь детали.

— Бедная. Бедная девочка.

— Мне кажется, мы должны взглянуть. Николай прав.

Дурман стал для меня тяжелой пеленой. Хотелось просто раствориться сейчас где-нибудь, чтобы выбраться из этого состояния. Я отошел от них, и прислонился к стене в темноте коридора.

— Там ничего не видно. — сказал я. — Обычно она плавает по дальней стороне отсека. Ничего необычного тоже нет. Синий комбез. Светлые волосы. Стеклянные глаза. Пальцы почернели.

— А это уже интересно.

Последнее явно заинтересовало Игоря. Все это время они так и стояли единым целым. Его пальцы оплели плечи Олегу, пока Коля держал того под руку.

— Давайте взглянем, пока мы тут. — сказал Коля.

Тут же Фадин легонько подтолкнул Олега вперед. Тот сделал шаг в темноту, но тут же остановился как вкопанный, прямо у границы светлого пятна на полу. Все встали вместе с ним.

Пятно молочно-лунного цвета начало темнеть.

— Сейчас. — твердо скомандовал Игорь и в едином порыве они переступили через него и подошли к двери.

А я подошел следом.

Коля с Игорем прильнули к стеклу пытаясь рассмотреть, что там было. Олег, насупившись смотрел в пол.

Лиля плыла через отсек, медленно вращаясь. На уровне стекла. Ее соломенные волосы, казалось, совсем выцвели. Синие губы, окоченевшая плоть, торчащие белые кости. Кожа больше похожая на тонкую прозрачную бумагу. Не знаю, насколько её вид соответствовал тому, как должны были выглядеть покойники. Но даже в смерти, оставшись следом от жизни, следом чего-то иного, она осталась красивой.

— Мда, бедняжка. Ничего не разглядеть… — сказал Фадин, ему пришлось стоять полуприсев, руки растопырив упереться в дверь и задрать голову. Больше было похоже на то, что он собирается забраться по стене.

Коля отпрянул почти мгновенно. Отошел к дальней стене, где сначала в сердцах пнул переборку, и та ответила ему оглушительным звоном. А затем скорчился пополам и начал блевать в углу. Одно рукой упершись в балку, другой держась за живот.

Игорь тем временем продолжал.

— Вроде ничего необычного. Следов повреждений нет. Ран не вижу. Крови нет. Комбинезон цел…Олег, может взглянете?

Тот покачал головой.

— Бедная, бедная девочка.

Затем нехотя, украдкой взглянул в иллюминатор.

— Ничего не находите?

Глаза у Олега округлились. Я подходить не стал.

— Вокруг рта фиолетовые пятна. — сухо сказал он и отвернулся. — Видите?

Фадин прильнул сильнее и прищурился. Долго елозил перед стеклом и наконец подтвердил. Как потом оказалось, при ближайшем рассмотрении, вокруг губ у нее были чуть видимые пятна фиолетового цвета, еле заметные. Как лепестки, расходящиеся в стороны.

— Фиолетовые пятна — признак отравления. — сказал Фадин, отойдя от двери.

— Чем? — спросил Коля, отплевавшись.

Где-то в углу уже копошился робот уборщик недовольно жужжа.

— Фацелией. — одновременно ответили Игорь и Олег.

* * *

До прибытия на Митридат оставалось не больше недели. Спичка скользил гладко, почти без дрожи. Почуял своими длинными антеннами дом и несся к нему с особым рвением. А быть может, всем нам так хотелось поскорее разделаться со всем этим, снять с себя оковы ожидания и муторного томления, отчего наша общая воля, подобно невозможному ветру, направляли корабль вперед к цели.

Версия отравления стала спасением. Напряжение спало.

Мы хотели было лечь спать, но Можжевелевский настоял на своем.

— Это всего лишь предположение. — как-то бросил он. — Кто-то из вас провел экспертизу? Нет. Тогда сидите по каютам и не высовывайтесь. Скоро прибудем.

У Лены с Лидой я забрал один из цветков Фацелии в зиплоке. И подолгу, бывало, рассматривал его по ночам при слабом свете, лежа в своем кресле, укрытый полусферой экрана.

Цветок был мясистый и плотный. Насыщенно фиолетового цвета с красными прожилками, похожими на сетку сосудов. С желтым нектаром внутри.

Не припомню, чтобы когда-нибудь видел её с этим. Оттого, какое-то странное чувство несоответствия не покидало меня.

Цветок стал хранить под подушкой. Стал лучше спать. Совсем без сновидений. Не знаю, было ли это связано. Или быть может, версия с отравлением так на меня подействовала. Но теперь, каждый раз перед сном я шарил рукой под подушкой, и не мог уснуть до тех пор, пока он не окажется у меня в руке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза