Аккрециозия

Несколько раз, просыпаясь среди ночи, чуть не загнался от страха, когда с первого раза не смог отыскать его под подушкой.

До боли странное чувство.

Что-то могло измениться с ней, за то время пока мы были не вместе. Или это было с ней всегда, и я просто не замечал?

Всеобщее расслабление от этой новости, никак не отразилось на мне. Разве что в вопросе сна.

Не могло это событие её смерти, разрешиться вот так банально и просто. Отравлением в пустоте. Вся грандиозная драматургия, которая выстроилась вокруг этого события, что словно смерч засосало внутрь столько судеб и жизней, сплетя их вместе, не могла разрешиться вот так — ничем.

Теперь событие ее смерти ничего не значит, оно не стало чем-то. Оно не привнесло нечто. Но стало ничем. Стало еще одной аркой в жизни, не получившей развития.

Дубовая Теснина. Перелет. Персеполис. Институт. Лилия. Смерть. Митридат. Что дальше?

Беспорядочный набор неподчиненный никакому правилу.

Быть может, так и выглядит жизнь? Быть может, в этом и есть ее смысл? Стоит только приблизится к центру — тому, что по ту сторону пустоты, как горизонт схлопывается, выбрасывая тебя во вне. Событие умирает ничем так и не став. Вся жизнь таким образом всего лишь череда касательных.

В касании вспыхивают звезды, полные экстатического огня переживаний и тут же гаснут. Но стоит тебе отойти, и развернувшись полетел к центру, то есть риск, в таком событии стать чем-то. Чем-то иным. Привнести что-то в мир. Как будто это слишком тяжелое для нашего существования движение, которое ты не переживешь, и не успел стать чем-то, станешь тут же ничем. Растворишься, заняв свое место. Оставив все наиболее конкретное в себе позади.

Тогда один единственный путь становится возможным — бесконечно ходить кругами, зажигая такие звезды событий. Возможно, двигаясь по спирали. Только так твоя плотность, остается цельной, не сгорая в экстатическом пожаре. И только так в движении по касательной у нее есть возможность привнести в мир что-то иное. Но только чуть-чуть.

Пока что, с того расстояния от события во времени, на которое мы успели отойти мне никак не удавалось рассмотреть даже то самое чуть-чуть.

Отчего я тут же впал в уныние, согласившись скорее с тем, что это просто случайная череда случайностей. Просто выпавшие кости. Только мне результат чересчур везет. Или совсем нет. Это как посмотреть.

Еще большее удивление у меня вызывали теперь Лида и Лена, не вылезающие из трипа весь полет. Они все это время жили в каком-то своем мире странных теней и фантазий. Интересно, их преследовали фантомы?

— Гравитация осязаема. — говорила Лена и смеялась. — Почувствуй.

По глазам ее было видно, что она не шутит. Все это происходило наяву. При этом обе они выглядели вполне адекватными. Нормальными что ли. Правда слегка рассеянными и заторможенными. Хотя это было вполне естественно для них.

Вообще, знал ли я их, вне трипов?

Сколько бы, не пытался вспоминать, так и не понял.

На всякий случай отсыпал у них немого стимов. Но никак не решался попробовать все вместе и сразу.

— Возможно не тут. По прилету. — сказал я Лене, пересыпая в небольшую колбу блестящий порошок.

Она энергично закачала головой.

— Там не то. Нужна пустота вокруг. — похлопала по железному боку звездолета. — Эффект пустыни. Только так можно найти собеседника.

— Собеседника?

Лена, улыбаясь развела руки и покрутилась.

— Бездну.

— На планете всё не так. — подключилась Лида. — Просто выспишься. Увидишь много красочных снов. Все слишком притупленное получается. Смазанное пятно, а не трип.

— В пустыне, насколько я помню, собеседники не очень. — говорю, рассматривая на свету, сквозь стекло колбы крупные песчинки стимов.

В тот разговор мы сидели в каюте Лены, на голосфере изучая свежий контент в инфосфере. Мы весь вечер прождали Колю, но он так и не появился. Все чаще он стал запираться у себя, а при встрече твердил мне о том, что все не могло быть так просто.

Я был с ним согласен, ведь чувствовал то же самое. Но виду не подавал. Тяжелое отрицание случившегося засело в нем занозой. Мне не хотелось бередить эту рану.

— Может её опоили? — говорил он и глаза его возбужденно блестели.

Чайник в каюте Жикривецкого и женское белье.

Резкими стали краски. События выпуклыми и обособленными. Наверное, так сказывается на нас пребывание в замкнутом пространство столь долго время. Запертые вместе мы начали отчетливо видеть друг друга.

Разгадка чайника и белья раскрылась сама собою. Постоянным пребыванием то Лиды, то Лены в каюте Жикривецкого. То, что ранее мы перестали замечать, что стало обыденным и далеким теперь проступало с новой неоспоримой ясность в круговороте будней.

Их маршрут я мог предсказать с невероятной точностью и всегда старался с ними разминуться. Места, в которых они триповали в темноте коридоров, пути которыми они проникали в каюту Олега, где находились остальное время. Все это стало новой обыденностью. Было изучено до мелочей.