Актеры-любители

Люба торжествовала въ душ. Она была готова отъ радости броситься отцу на шею, но скрывала эту радость, дабы не выдать себя. Посл обда она уже не пыталась и приставать къ отцу и матери, чтобы ее отпустили къ Кринкиной, она не хотла раздражать мать и успокоилась, утшая себя тмъ, что завтра на репетиціи увидится съ Плосковымъ и передастъ ему т, по ея мннію, благопріятныя для него слова, которыя говорилъ про него ея отецъ. Заснула она въ эту ночь съ радостными мечтами.

XVIІІ

Репетиціи Люба ждала съ нетерпніемъ, чтобы передать Плоскову, какъ не враждебно отнесся къ нему въ разговорахъ ея отецъ. Она даже нсколько разъ въ день принималась считать сколько часовъ осталось до репетиціи. За обдомъ она почти ничего не ла, до того нервы ея были возбуждены ожиданіемъ свиданія съ Плосковымъ. Въ конц обда радость ея за любимаго человка еще боле усилилась. Андрей Иванычъ за сладкимъ блюдомъ сказалъ:

— Ахъ, да… Говорилъ я сегодня въ банк директору-распорядителю про этого вашего Плоскова. Онъ тамъ, оказывается, на хорошемъ счету. Хвалятъ. Директоръ очень хвалилъ. Говоритъ, что усердный работникъ.

Люба слушала, затая дыханіе.

— Ну, и что-же, получитъ онъ новое мсто? вырвалось у ней.

— Не знаю… Директоръ общался подумать, сообразить.

— И охота это теб, Андрей Иванычъ, за чужихъ людей распинаться! У тебя свои племянники конторщиками въ банк служатъ, замтила Дарья Терентьевна.

— Да вдь не въ этомъ банк служатъ племянники-то. Да я вовсе и не распинался, а просто сказалъ директору, что вотъ есть у нихъ такой-то Плосковъ, который просилъ меня за него походатайствовать. Отчего-жъ не сказать, ежели я былъ въ банк и видлъ директора. Да, можетъ быть, и не вспомнилъ-бы я объ этомъ Плосков, ежели-бы у меня сегодня утромъ его отецъ въ контор не былъ.

— Ахъ, и отецъ его ужъ былъ? въ одинъ голосъ спросили мать и дочь.

— Въ томъ-то и дло, что прізжалъ просить. Почтенный старикъ, старинный купецъ. Плакался на маклерскія дла, отвчалъ Андрей Иванычъ — Да и какой онъ маклеръ! Старый, больной, еле ноги таскаетъ. Нынче маклера-то — въ одно ухо вднь, въ другое вынь. Только такіе нынче и годятся для маклерскихъ длъ. Маклеръ долженъ быть на манеръ вьюна: скользкій, юркій.

Посл обда Люба, стараясь быть какъ можно спокойне, сказала матери:

— Ну, я маменька, поду на репетицію…

— Куда ты спозаранку-то! Репетиція у васъ назначена въ восемь часовъ, а теперь только семь, остановила ее мать.

— Да вдь пока подешь, да пока прідешь. Кром того, я хотла съ Корневымъ поговорить. спросить его, какъ мн одться для водевиля.

— И съ Корневымъ поговорить еще успешь. На это теб цлый вечеръ будетъ. Кром того, вотъ я отдохну, да, можетъ быть, и сама съ тобой поду.

Любу всю покоробило.

— Зачмъ-же вамъ-то себя обременять? Вдь вы и такъ устали.

— А затмъ, чтобы отгонять отъ тебя ІІлоскова. Что это, въ самомъ дл, онъ къ намъ привязался!

Дарья Терентьевна однако не похала, но велла Люб взять съ собой горничную въ провожатыя.

Плосковъ встртилъ Любу на лстниц. Онъ уже поджидалъ ее и радостно протянулъ ей руки.

— Радуйтесь, шепнула она ему съ замираніемъ сердца. — Наши дла поправляются.

— Знаю, знаю. По милости вашего папаши я, можетъ быть, получу повышеніе по служб и прибавку къ жалованью, отвчалъ Плосковъ.

Они вошли въ зрительный залъ и Люба принялась разсказывать ему дословно все то, что говорилъ про него ея отецъ.

— Папенька у насъ совсмъ не такой человкъ, какъ маменька, прибавила она. — А вотъ маменька — съ этой не сообразишь.

— Но вдь папенька-то у васъ все-таки голова въ дом?

— Какъ вамъ сказать… Голова-то голова, но что до меня касается, то тутъ ужъ маменька. Не взлюбила она васъ, да и что хотите. Вдь вотъ ужъ я какъ просилась къ Кринкиной-то вчера! Не пустила — и прямо изъ-за васъ.

— Все-таки я такъ очарованъ любезностью вашего папаши, что буквально ожилъ. По воскресеньямъ днемъ вашъ папаша бываетъ дома?

— Бываетъ.

— Ну, такъ я пріду къ нему съ визитомъ, чтобы поблагодарить его за любезность. Я теперь оживаю.

— Только, Бога ради, старайтесь непремнно застать папеньку.

— Да, да… Въ воскресенье пріду съ визитомъ, а потомъ выберу другое утро, явлюсь къ нему въ контору — и буду просить вашей руки.

— Да, да… Только это потомъ… Пожалуйста, потомъ… Дайте ему къ вамъ немножко привыкнуть, упрашивала Люба. — Вотъ вы съ нимъ на спектакл тоже увидитесь. Ахъ, я все-таки боюсь маменьки! Вы себ представить не можете, какъ она васъ не взлюбила!

— Да за что? Скажите, что я ей сдлалъ?

— А вотъ за то, что мы любимъ другъ друга.

— Да вдь она еще ничего не знаетъ.

— Не знаетъ, но ужъ чуетъ, что вы влюблены, боится, что вы посватаетесь. Вы знаете, она меня только изъ за Корнева и на репетицію-то сюда пускаетъ, а то давно-бы ужъ не позволила мн и въ спектакл играть. Показалось ей, что Корневъ очень со мной любезенъ былъ. Да нтъ! Просто не любитъ она васъ за то, что вы конторщикъ въ банк. Богача она мн прочитъ, за богача хочетъ отдать. Сколько разъ я вамъ объ этомъ говорила.

— Скажите, какъ-бы мн хоть немножко заслужить ея расположеніе? допытывался Плосковъ.

— И ума не приложу!

— Что она любитъ? Чмъ-бы ей мн угодить?