Актеры-любители

Къ Люб подошелъ Плосковъ. Онъ игралъ пустенькую рольку молодого человка въ пьес «На Пескахъ» и былъ въ прилизанномъ паричк съ височками.

— Ахъ, какой вы противный въ этомъ парик! воскликнула Люба.

— Нельзя-съ. Такая роль, отвчалъ Плосковъ. — Ахъ, да… А какъ насчетъ кота, котораго я общалъ вашей мамаш?

— Нтъ, нтъ. Мамаша и слышать не хочетъ, Да вы котомъ и не расположите ее въ вашу пользу. Она не взлюбила васъ и стоитъ на своемъ.

— Жалко. А мясникъ-кошатникъ въ самомъ дл общалъ достать мн какого-то удивительнаго кота.

— И не спрашивайте ее завтра на спектакл объ этомъ кот, а то еще хуже разсердится.

— Тогда не поднести-ли ей завтра здсь бомбоньерку конфектъ или букетъ?

— Да что вы! Разв она актриса!

— И не актрисамъ подносятъ. Это просто любезность. Очень ужъ мн хочется хоть немножко расположить ее въ мою пользу.

— Бросьте. Ничего вы не подлаете.

— Ну, тогда я вамъ поднесу завтра букетъ.

— Что вы, что вы! Пожалуйста безъ глупостей…

— Какія же тутъ глупости? Вдь вы актриса — вотъ я и поднесу вамъ букетъ. Я поднесу во время роли, велю подать черезъ оркестръ.

— Нтъ, нтъ. Не надо этого.

— Какъ не надо? Да вдь это-же отъ публики.

— Какая-же это публика, ежели это вы. Вы такой-же актеръ, какъ и я.

— Этого никто и знать не будетъ. Вс будутъ думать, что отъ публики. А это очень эфектно.

— Прошу васъ, но длайте этого. Вы меня только сконфузите.

— Кринкина даже сама себ будетъ подносить букетъ, однако, не сконфузится-же.

— Тo Кринкина, а то я. Нтъ, это мн будетъ даже непріятно. Еще ежели-бы я была опытная актриса…

— Вашей маменьк будетъ пріятно. Вы покажете этотъ букетъ ей, а внутри букета будетъ моя визитная карточка.

— Ахъ, Виталій Петровичъ, вы не знаете нашу маменьку! Что отъ васъ — все ей будетъ непріятно.

— Ну, все-таки я попробую. Вдь это будетъ тріумфъ. Вс вамъ будутъ аплодировать, вызывать васъ, а вы выйдете на сцену и будете съ букетомъ въ рукахъ. Боле пятидесяти нашихъ банковскихъ служащихъ будутъ въ спектакл и я попрошу ихъ поусердствовать насчетъ апплодисментовъ вамъ. Какой-же матери, спрашивается, будетъ непріятно, если ея дочь такъ почтена! Букетъ будетъ шикарный, съ широкими лентами.

Люба улыбнулась и сказала:

— Ну, зачмъ-же вамъ такъ тратиться?

— Ангелъ мой, для васъ я готовъ душу свою истратить, себя закабалить! съ пафосомъ сказалъ Плосковъ. — Такъ вотъ ждите завтра поднесенія.

— Безполезно только все это будетъ.

— Пробовать надо, надо всячески пробовать.

Началась репетиція пьесы «Которая изъ двухъ», гд Люба играла роль горничной.

Водевиль «Что имемъ — не хранимъ» шелъ послдней, четвертой пьесой. Корневъ и Конинъ были уже совсмъ пьяны, шалили на сцен, но, какъ опытные актеры-любители, играли все-таки лучше другихъ.

Репетиція кончилась далеко за полночь, но бражничанье въ мужской уборной все еще продолжалось

— Господа! Что будетъ, ежели вы и завтра во время спектакля такое угощеніе затете! говорилъ офицеръ Луковкинъ, къ которому Корневъ лзъ съ стаканомъ вина, требуя, чтобы тотъ выпилъ до дна.

— Завтра ничего этого не будетъ. Три законныхъ рюмки коньяку во весь спектакль — вотъ и вся музыка, отвчалъ Корневъ и комически воскликнулъ:- Пей подъ ножемъ Прокопа Ляпунова!

Люба посл репетиціи тотчасъ-же отправилась домой. Плосковъ бросился ее провожать. Выходя изъ-за кулисъ въ зрительную залу, она сказала:

— Вы, пожалуйста, при Фед-то остерегитесь. Лучше было-бы даже, чтобы вы вовсе не провожали меня. Вдь маменька для того его и отпустила со мной, чтобы онъ шпіонилъ.

— Ахъ, Любочка, да вдь ужъ я теперь хочу дйствовать въ открытую!

— А будете сегодня дйствовать въ открытую, такъ можетъ случиться такъ, что мн завтра и въ спектакл не придется играть: вдь Федя про все наябедничаетъ маменьк, что только увидитъ.

Плосковъ остановился.

— Ваша правда, произнесъ онъ. — Тогда ужъ простимся здсь…

Онъ оглянулся вокругъ. За кулисами никого не было. Изъ мужской уборной доносились пьяные голоса и кто-то кричалъ «ура». Плосковъ обнялъ Любу, привлекъ ее къ себ на грудь и крпко, крпко поцловалъ. Она отвтила на поцлуй, быстро вырвалась и, сказавъ «до завтра», выбжала въ зрительную залу къ Фед.

— Что ты такъ долго, Люба? Врно съ этимъ стриженымъ цловалась? спросилъ онъ.

— Молчи, дрянной мальчишка! Смешь ты это говорить про сестру! Вотъ я на тебя папеньк нажалуюсь! крикнула она на него и направилась съ нимъ къ выходу.

XXI