Мы поднялись по широкой каменной лестнице и оказались в еще одном небольшом зале. Здесь основное пространство занимали не полки, а столы, расставленные на некотором отдалении друг от друга. За одним из них сидели парень с девушкой, но от своих записей они глаз не подняли, так что я их не разглядел. Видно из тех молодых, что закончив в этом году школу, несмотря на военное время, все же решили куда-то поступать. Похвальное стремление — специалисты в любой отрасли нашей стране нужны и сейчас.
Сбоку стояла такая же стойка, как и внизу, и за ней находилась еще одна женщина, постарше и посерьезней с виду, чем моя сопровождающая.
— Глафира Андревна, старший библиотекарь, — представили мне ее шепотом, — А это товарищ из милиции… — указали глазами на меня, но вот что еще девушка сказала своей сослуживице, я не расслышал, потому что та перегнулась через стойку и проговорила все остальное, чуть не на ухо своей собеседнице.
Старшая женщина кивнула мне:
— Проходите, Клавдия Васильевна у себя.
Мы вышли из читального зала и остановились у соседней, уже закрытой двери, выходящей сюда же, на площадку перед лестницей. Ольга постучала, как-то поняла, что можно войти и открыла передо мной тяжелую створку.
Здесь все повторилось, включая представление и наклон над столом для более тихой возможности излагать информацию. Они тут, похоже, громко разговаривать вообще не умели.
Пока девушка докладывала о том, кто я такой и зачем явился, мне ничего не оставалось делать, как разглядывать кабинет и его хозяйку.
Обстановка комнаты осталась похоже совсем без изменений, еще со времен прежних хозяев — тяжелая резная мебель, бархатные, хоть и выгоревшие уже шторы с золочеными кистями и морской пейзаж на стене, в достойной его раме. И, самое интересное, женщина, что сидела сейчас за монументальным столом, весьма органично вписывалась в подобную обстановку. Как будто и сама она была не из этого времени — благообразное, бледное лицо, прямая спина, блуза со стоячим воротником, подколотым некрупной, но явно старинной камеей под самым подбородком, и волосы, убранные в низкий гладкий пучок.
Меж тем, хозяйка кабинета выслушала девушку и обратилась ко мне:
— Здравствуйте, Николай Алексеевич, — вышла из-за стола и протянула мне руку для приветствия, чем вызвала некоторое недоумение, поскольку ее образ женщины ушедшей эпохи с такими жестами казался несовместим, — вы хотите побеседовать со всеми сотрудницами библиотеки?
— Да, хотелось бы, — ответил я, поздоровавшись, — но главное, меня интересует архивное помещение, где случился погром.
— Хорошо, пройдемте в цокольный этаж.
Возле двери в полуподвал, пока Клавдия Васильевна бренчала ключами и подбирала из связки нужный, я успел оглядеть место, где погиб сторож. В общем-то, сейчас уже ничего не указывало на произошедшую трагедию — обычная лестница, не очень широкая, но добротная, стены, забранные деревянными панелями, как продолжение коридора, и дверь не вполне подходящая по виду к ним. О чем я и спросил женщину.
— Дверь поменяли на более крепкую, когда решили, что в подвале будет архив, — как само собой разумеющееся констатировала она.
Нижний этаж в этом особняке, как и во всех подобных, был основательным и неплохо отделанным. Да собственно, это когда-то была еще жилая часть дома — лакейская, кухни, еще какие-то хозяйственные помещения. А потому стены были белеными, а полы деревянными. Ну, а подвал, если он тут и имелся, шел еще ниже.
Был подвал, но заведующая сказала, что вход в него давно заложен и почти сразу продемонстрировала едва заметный в полутьме на оштукатуренной стене прямоугольник ничем не прикрытой кладки.
Расположение внутренних же помещений, наводило на мысль, что их пытались перепланировать и перестроить, но задуманное до конца не довели. Так что архив нынче представлял собой анфиладу комнат без дверей, с расположенными под потолком некрупными окнами, забранными толстой решеткой.
— Здесь документы, имеющие отношение к верфи и пристани, — повела рукой Клавдия Васильевна, указывая на полки, стоящие вдоль стен и двойным рядом посередине.
В следующем помещении таким же образом хранились документы, относящие к торговым домам и конторам, имеющимся в слободе на момент национализации Советами городского хозяйства.
В третьей комнате рядами по полкам стояли книги. А на мой вопрос, что с ними не так, женщина пожала плечами:
— Ну, как же? Идейно неправильные произведения, совершенно не подходящие для общего ознакомления! Фривольного тона романы, духовная и молитвенная литература, книги, в которых пропагандируется буржуазный образ жизни!
Я кивнул — теперь понятно и с этим…
В четвертой и самой дальней комнате полок не было совсем, а стояли только сундуки вдоль стен по кругу.
— А это из того, что посчитали не важным, но и выбрасывать не стали, после изъятия документов из личных кабинетов в домах, что позже были переданы под общественные учреждения. Можете посмотреть, они не заперты. Но там нет ничего стоящего.