Во дворе нас ждут три навьюченных верблюда. С нами едут два проводника — пожилые сухие атикийцы с белыми седыми бородами, которые безразлично смотрят на наши попытки вскарабкаться на верблюда. У моего с одного бока вьюк, с другого большая корзина, в неё залезает моя Сали, такая вот Маша и Медведь. Вот и имя для неё нашлось, будет теперь Маша. Мы выдвигаемся, когда солнце уже не палит, но пока все еще жарко. За воротами дворца нас встречает шумная толпа попрошаек. Нищие калеки выпячивают свои мокрые язвы и трясут обрубками конечностей, оборванные женщины протягивают тщедушных младенцев, все настойчиво требуют подаяний. Вспоминаются тщеславные нищие из «Цитадели» Экзюпери. Но, к счастью, верблюды высокие и до нас нищие не дотягиваются, мы проходим мимо.
Мы медленно движемся по булыжным мостовым Атики от дорого центра к рабочим окраинам. Сначала вышагиваем мимо красивых богатых домов в несколько этажей, театров и магазинов, позже — мимо цветастых рынков, мастерских, кабаков, в конце — мимо бедных густонаселенных домов, каких-то развалюх и сараев. Покидаем Атику через западные ворота и далее движемся мимо глиняных построек и садов пыльного пригорода.
Когда солнце опускается к горизонту, мы уже далеко за городом, идем по степной дороге в сторону черного силуэта гор. Постепенно погружаемся в сказочный мир: синий бархат ночи раскинулся шатром над притихшей степью, мерцая бесконечно высоким звёздным куполом. Вспомнилось у Паустовского Константина Георгиевича из повести "Кара-Бугаз": «Ночь упала внезапно и накрыла пустыню громадной звездной шапкой. … Запахом полыни и свежестью ночи сквозило в широкие окна». Мы утеплились, обернувшись овчиной.
Раскачиваясь в такт мерного шага верблюда, дремлю, но стараюсь не уснуть, боюсь свалиться. Маша спит в корзине, свернувшись калачиком, её там совсем не видно. Вдоль всего пути — дозорные вышки, в случае опасности, по цепочке будет передаваться информация световыми сигналами.
С восходом солнца верблюды стали устало порыкивать, пора искать место для лагеря. Мы останавливаемся у подножья небольшого холма. Погонщики скидывают вьюки, мастерят для себя небольшой навес из овчины и палок, нам помогать не собираются. Верблюды напоены и отпущены кормиться. Как объяснил один из погонщиков, главное зафиксировать в каком направлении ушли верблюды и когда наступит время — идти их искать в этом направлении, верблюды не сворачивают с пути.
Маша со знанием дела распаковывает один вьюк и руководит мной в сборке небольшой походной палатки со сквозным проходом. В палатку затаскиваю бурдюк с водой, сухой творог и валеное мясо. У каждого входа Маша раскладывает лошадиные хвосты, призванные затруднить вход в палатку различным ползучим тварям, коих здесь предостаточно. Жарко, лежу раздевшись по пояс, не двигаюсь. Через некоторое время засыпаю.
7. Фарфоровый старик
Просыпаюсь от холода, раскалывается голова, ноющая боль в плече. Костер совсем погас. Лежу, съежившись на каменному полу башни, снаружи, кажется, уже утро. Повязка сползла, рана не кровоточит, но мокрая, начинают проступать красные полосы, это плохо. Удаляю кошмар из хлеба, которым забивал рану и обильно засыпаю её золой.
Скрип деревянных колес кто-то приехал. Опять фарфоровый старик, в этот раз без мальчика, в руках корзина с кувшином молока и хлебом. Старик молча, не обращая на меня внимания, проходит во внутрь, меняет кувшин, выкладывает хлеб и направляется к выходу. Я преграждаю ему дорогу, вижу удивленный взгляд голубых глаз. Наношу плотный удар кулаком в грудь, старик отлетает на несколько шагов и падает на пол, ловит ртом воздух. Подхожу, хватаю одной рукой за грудки, подтаскиваю к себе.
— Я буду тебя бить пока не ты не объяснишь, что здесь происходит, ты понял меня?
— Я понял тебя, не бей меня, — старик сильно напуган.
Подтаскиваю его к погасшему костру.
— Теперь разожги костер и садись рядом, но, чтобы я мог до тебя дотянуться.
Старик дрожащими руками чиркает огнивом, поджигая хворост, разводит огонь. Сначала много дыма, но вот уже огонь хорошо занялся и становится теплее.
— Я не могу долго здесь быть, — у старика молодой тихий голос, — мне ещё нужно накормить остальных.
— Остальных? Давай старик начнем с этого, кто это?
— Там, стражи на второй линии, — старик кивает в сторону выхода из башни, — теракон, который вчера ушел от тебя, был остановлен там, на второй линии.
— Что за линия, что за теракон?
— У тебя, что отшибло память или ты смеешься надо мной? — старик начинает смелеть. Ударом наотмашь разбиваю ему губы.
— Начинай с самого начала, начинай так, как будто у меня отшибло память, — говорю максимально убедительно, — и не заставляй меня задавать уточняющие вопросы.