Весь тот час, который мать провела, беседуя со священником, Перл не скучала. Огромный темный лес, пугавший своей торжественной угрюмостью тех, кто входил под его сень отягощенный чувством вины, неся в душе всю скорбь этого мира, стал добрым и веселым товарищем одинокому ребенку. Хмурый с другими, ее он встретил со всей приветливостью. Он угощал ее ягодами зимолюбки-митчеллы, появляющимися осенью, чтобы созреть к весне; сейчас ягоды эти краснели в сухой траве подобно алым капелькам крови. Перл собирала эти ягоды, не смущаясь их горько-кислым вкусом. Малые обитатели лесных дебрей, завидев ее на тропинке, не спешили скрыться. Правда, куропатка в сопровождении десятка своих птенцов, попыталась угрожающе двинуться ей навстречу, но тут же устыдилась своей тревоги и прокудахтала птенцам не бояться. Одинокий голубь, сидевший низко на ветке, позволил Перл подойти к нему поближе, но издал при этом гортанный звук – не то приветственный, не то опасливый. Белка с верхушки родного своего дерева проверещала что-то, был ли то гнев или так выражалось веселье, сказать трудно, ибо разобраться в настроениях этого вздорного, хоть и милого зверька нам не дано. Впрочем, что-то она произнесла и сбросила на голову Перл орех – прошлогодний и со следами острых ее зубок. Лисица, пробудившаяся от сна при звуках легких шагов Перл по мягкой листве, вопросительно взглянула на девочку, как бы сомневаясь, как лучше поступить – скрыться или продолжить прерванный сон на том же месте. Как говорили, к девочке приблизился даже волк, впрочем, этот слух, по-моему, несколько вышел за грань реальности: подойдя к Перл, он понюхал ее платьице и подставил ей страшную свою голову – чтоб погладила. Так или иначе, но не подлежит сомнению, что старая лесная чащоба и дикие существа, ею вскормленные, ощущали как родственную дикую природу этого человеческого детеныша.
А девочка здесь словно подобрела и стала мягче, чем казалась, когда шла по окаймленным травой улицам или когда пребывала дома с матерью. Цветы словно догадывались об этом, и каждый из них шептал проходившей мимо Перл: «Возьми меня, о прекрасное дитя! Возьми!» – и чтобы не обижать их, Перл собирала фиалки, и анемоны, и водосбор, и срывала яркие свежие зеленые ветки, которые старые деревья тянули к самым ее глазам. Цветы и зелень она вплетала в волосы, цепляла за пояс, становясь маленькой нимфой, или же маленькой дриадой, или еще каким-нибудь лесным существом из тех, что обитали в лесах в далекие времена. Украшенная так живописным нарядом, Перл услышала голос матери и направилась к ней медленным шагом. Медленным, потому что заметила священника.
Глава 19
Дитя у ручья
– Ты полюбишь ее всей душой, – повторяла Эстер Принн, сидя рядом со священником и глядя вместе с ним на приближавшуюся Перл. – Ну разве она не красавица! Только посмотри, как она украсила себя цветами! Набери она в лесу жемчугов, бриллиантов и рубинов, даже и они не смогли бы сделать ее прекраснее! Чудесный ребенок! И знаешь, лоб у нее твой!
– Да знаешь ли ты, Эстер, – сказал Артур Димсдейл со смущенной улыбкой, – сколько тревог доставил мне этот ребенок, что вечно семенил рядом с тобой! Я думал – о, Эстер, столь постыдна была эта мысль, и как чудовищно этого опасаться! – что мои черты частично повторились в ее личике и повторение это люди не могут не заметить! Но больше она похожа на тебя!
– Нет, нет! Не больше! – возразила мать и нежно улыбнулась ему. – Еще немного, и тебе не придется страшиться того, что мир узнает, чей это ребенок. Но до чего же она красива с этими цветами в волосах! Как будто кто-то из фей, оставленных в нашей милой старой Англии, нарядил ее и выслал сюда для встречи с нами.
Глядя на медленно приближавшуюся Перл, оба испытывали чувство, ранее им неведомое. В девочке воплотилась их связь. Все эти прошедшие семь лет Перл была явлена миру как знак, как иероглиф, несущий в себе тайну, которую они так некрасиво пытались скрыть, – все было выражено ясно, найдись пророк или умелый расшифровщик, способный постигнуть пламенную натуру девочки! Перл объединила собой их жизни. И пускай она плод греха, разве могли они сомневаться, что земные их жизни, как и последующие судьбы, крепко связаны и, образуя единство как материальное, так и духовное, пребудут вместе и в вечности? Подобные мысли, как и другие, нежные, заставляли их взирать на приближавшегося ребенка с трепетным благоговением.
– Когда заговоришь с ней, сделай это как обычно – пусть она не почувствует ни волнения твоего, ни тревоги, – шепнула Эстер. – Наша Перл своенравна, как маленький эльф, и порою ведет себя странно. Особенно не любит она проявлений чувств, которых не понимает, и разобраться, откуда они взялись и какой в них толк, не может. Но она ребенок любящий. Меня она любит и тебя тоже полюбит!