Алая буква

– Ты даже представить себе не можешь, – сказал священник, искоса глядя на Эстер Принн, – как я боюсь этой встречи и как желаю ее! Но ведь я уже признался тебе в том, что дети неохотно дарят меня своим доверием – они не готовы карабкаться ко мне на колени, шепча на ухо свои секреты. А младенцы, когда я беру их на руки, начинают плакать. Правда, Перл дважды была добра ко мне. В первый раз – ты это отлично помнишь. А во второй – когда ты привела ее в дом сурового старого губернатора.

– И когда ты так храбро выступил в нашу с ней защиту! – подхватила Эстер. – Я это помню, да и Перл тоже. Ничего не бойся! Поначалу она может дичиться и стесняться, но очень скоро полюбит тебя!

Перл уже подошла к самому ручью и стояла на противоположном берегу, молча и пристально глядя на Эстер и священника, по-прежнему сидевших на замшелом стволе дерева. В том месте, где она остановилась, ручей образовывал небольшую заводь, в спокойной воде которой отлично отражалась маленькая фигурка в ее живописном цветочно-лиственном убранстве, и отражение это казалось тоньше и одухотвореннее реальной девочки. При этом образ, столь схожий с живой Перл, казалось, наделял и ее некоторой призрачностью, передавая ей часть своей зыбкой неопределенности. Было что-то странное в том, как Перл не сводила с них взгляда, как стояла на фоне мрачной лесной стены, но освещенная солнечным лучом, ласково потянувшимся к ней. Внизу в ручье отражалось другое дитя – другое, хоть и то же самое, и тоже омытое золотистым солнечным светом. Эстер охватило неясное, но мучительное чувство какой-то отстраненности от Перл, как будто девочка во время своей прогулки по лесу удалилась из сферы их совместного обитания, а сейчас тщетно пытается вернуться.

Впечатление это было и верным, и неверным: мать и дочка и вправду отдалились друг от друга, но виновницей тут была не Перл, а Эстер. Когда девочка отправилась на прогулку, в круг чувств Эстер был допущен еще один человек, и это изменило все, а вернувшаяся странница Перл не могла найти там для себя привычного и желаемого места и не могла понять, что произошло и что ей теперь делать.

– Мной овладела странная фантазия, – заметил чуткий Димсдейл, – мне привиделось, будто этот ручей является границей двух миров и что вновь соединиться со своей Перл отныне ты не сможешь. Неужто она и вправду проказливый эльфенок, дух, которому, как учат нас легенды нашего детства, запрещено ступать в текучую воду? Поторопи ее, пожалуйста, прошу тебя, ибо ожидание нестерпимо.

– Иди сюда, деточка милая! – ободрила девочку Эстер и протянула к ней руки. – Как же медленно ты подходишь! Не знала я раньше за тобой такой медлительности. Это мой друг, который и тебе станет другом. Отныне у тебя будет любви вдвое больше! Перепрыгни ручей и иди к нам! Ты же прыгаешь ловко, как олененок!

Но Перл никак не отзывалась на эти ласковые призывы и все стояла на том берегу. Блестя глазами, она переводила упрямый взгляд с матери на священника или устремляла его на обоих сразу, словно силясь рассмотреть и уяснить себе отношение их друг к другу. Непонятно почему, но, почувствовав на себе взгляд этого ребенка, священник невольно сделал ставший уже привычным жест – схватился рукой за сердце. Перл же, наконец проявив решительность, протянула руку, направив маленький указующий пальчик на грудь матери. А внизу, отраженный зеркалом ручья, солнечный опоясанный цветами образ Перл тоже вытянул пальчик в том же направлении.

– Почему же ты не идешь ко мне, странный ты ребенок! – вскричала Эстер.

Пальчик Перл все еще указывал ей на грудь, девочка насупилась, и хмурый взгляд ее казался тем выразительнее, что контрастировал с детской, почти младенческой мягкостью черт. И так как мать все кивала ей и улыбалась с какой-то необычной праздничной щедростью, ребенок решительно и властно топнул ножкой и еще больше нахмурился. А прекрасное ее отражение в ручье тоже указывало пальцем и, хмурясь, как бы повторило этот жест, усиливая его выразительность.

– Скорее, Перл, или я рассержусь! – прикрикнула Эстер Принн. Привычная к своеволию и капризам дочери в других случаях, теперь она, естественно, хотела, чтоб девочка вела себя лучше. – Прыгай через ручей, непослушная девчонка, и бегом ко мне! Не заставляй меня прыгать тебе навстречу!

Однако Перл, ничуть не пугаясь материнских угроз и не вняв ее мольбам, вдруг впала в какой-то безумный гнев. Яростно размахивая руками и судорожно дергаясь, она сопровождала этот припадок громкими злобными криками, и лес отвечал ей многоголосым эхом, словно детской беспричинной ярости одинокого ребенка выражала сочувствие сама природа и сонм лесных обитателей, таящихся в дебрях, пытался ее ободрить. По-видимому, гнев Перл отразился и в призрачном, увенчанном и опоясанном цветами ее образе. Он тоже размахивал руками и тыкал пальцем, указывая на грудь Эстер!