Алая дорога

Елена, как умела, обработала рану. К вечеру кровотечение стало тише, но совсем не прекратилось. Елена ругала себя за безынициативность. Алексей, сохраняя безразлично – уверенное настроение, не отпускал её от себя. Он не верил, что может умереть именно теперь. Его жизнь, хоть и нельзя было назвать её счастливой, была связана с этой истощенной, но по-прежнему прекрасной женщиной. Чем больше он понимал себя, тем больше дорожил ей, которая, брыкаясь и ворча порой, верно направляла его, сама того не понимая. Благодаря ей он научился любить жизнь здесь и сейчас, а не в далёком будущем. Несмотря на то, что идеи и гордость, которыми они мерились, отдалили их друг от друга, они крепко срослись душами.

Когда Алексей забылся тревожным сном, Елена поднялась на ноги, надеясь всё-таки позвать на помощь. Ей не давало покоя кровотечение. Она видела такое у солдат, и надежды их судьба не внушала. Ей было дико его лихорадочное безразличие к себе.

С трудом потянувшись, она ощутила небывалую усталость, наваливающуюся на человека, когда он меньше всего надеется отдохнуть. Внезапно в голову Елены влетела резонная мысль: «А к кому идти за помощью?» Большевики, занявшие дом, не появлялись в нём уже три дня. На улицах творилось такое, что люди предпочитали не выходить из своих пристанищ. Елена, как загнанный в угол ребёнок, почувствовала полное бессилие и расстроено вгляделась в бездонную темень окон.

Когда его придавленные стоны, начавшиеся ещё ночью, затихли, она, надеясь, что всё страшное позади, выпрямилась и посмотрела на него. Несколько минут недоумённо узнавая неподвижное, словно восковое, лицо, она удивлялась, почему он не просыпается. «Наверное, ему лучше, дыхание стало тише».

Внезапно её горячим ядом продырявила догадка. Первые мгновенья Елена, приоткрыв рот из-за собственной глупости, способной выдумывать такое, отгоняла её от себя.

– Лёша, проснись.

Прикоснуться к нему Елена не решалась. Как будто то, что она противилась, способно было изменить необратимое решение всемогущей судьбы. Чувствуя всё ширящийся внутри ужас, она, поверив, сжала зубы, не позволяя непрошеным слезам разъесть её. Словно во сне она чувствовала, что ноги приросли к полу. Она не могла подняться.

Через минуту ей расхотелось рыдать. Но и жить тоже. Она просто сидела на полу возле дивана и ждала судного дня. Все мысли исступления и отчаяния, не реализовавшись, расплывались внутри под ударом сильнейшего горя, когда – либо сваливавшегося на неё. По опыту она знала, что за первой болью последуют следующая, ещё боле щемящая. Но ей было всё равно. Раньше она бы звала на помощь и бешено кричала. Теперь она знала, что это ничего не изменит. Пути назад нет, и она хочет навсегда остаться здесь. Для неё больше не существует ничего. Всё окончательно потеряло смысл.

Почувствовав через разочарованный стук горя, как испуганный сын, хрипло кашляя, трётся об её ногу, Елена выплыла из забытья и растоптала жалость к себе. Вот оно, то, ради чего ей ещё стоит жить, ради чего возможно заставить весь мир склонить перед ней голову. Пока её мальчик трясётся от холода, страха и одиночества, она сидит здесь и не понимает, зачем жить. Два невинных существа, вверенные её заботе, не должны расплачиваться за её горе, ошибки и промахи. Она потеряла слишком много, но не всё. И она найдёт в себе мощь для того, чтобы дать им шанс жить, а не существовать. Через призму посещающих её видений Елена не слышала, как Алексей, очнувшись, окликает её.

***

Алексей медленно поправлялся, вручённый заботам бывших кухарки и прачки. Эти грузные женщины с изрытыми лицами внушали ему надежду, безграмотно болтая и не принимая его отказы поесть. Найдя их по соседству и взывая о помощи, Елена была удивлена их согласию ухаживать за больным. Она же, колеся по городу, искала средства на жизнь. Их с Алексеем вера в людей постепенно возрождалась. Он быстро, быстрее, чем возможно было, поднялся на ноги и начал в свою очередь приносить пользу овдовевшим женщинам.

– Сколько людей уже погибло, сколько ещё погибнет. Ничего не меняется, судьбы переломанные, души развеянные у нашего кровавого поколения. Люди продолжают думать, что кровью они дойдут до чего-то. А ничего не изменится, ничего! Мы ничего не можем… – сказала ему Елена летним вечером в ответ на его вопиющую холодность к её уговорам эмигрировать, как сейчас аристократы поступали поголовно.

– Кое-что можем. Пытаться возродить потерянное, только лучше прежнего.

– Опять ты за старое? Я думала, эти мысли давно не посещают тебя.

Елена сказала это без удивления. Её уже ничего не способно было затронуть.

– Посещают. Не так просто отказаться от них, – мрачно изрек Алексей и насупился.

– Теперь людям нашего склада не место здесь. Мы не выживем в этой стране.

– Это потому, что люди нашего склада ничего не умеют кроме как жаловаться. Ты на этих женщин посмотри. Вот у кого поучиться жизнелюбию и силе! Бороться надо во что бы то ни стало. Меня удивляют твои речи.

Алексей сказал так, но сам давно понимал новые воззрения Елены.