Алая дорога

– Я не понимаю чего-то, или Елене нравится Алексей? – произнёс он тихо, недоверчиво косясь на Алексея, с которым только что поссорился.

Ольга немного смутилась.

– Да, похоже, так и есть. Надеюсь, это кончится хорошо.

– Хорошо – это свадьбой или расставанием? – усмехнулся Евгений.

Ольга не сразу нашлась, что ответить, и с досадой поняла, что кровь приливает к её щекам чересчур рьяно.

– Они… такие разные, – ответила она вместо явного утверждения.

– Нам пора начать, наконец, – неожиданно изменил курс Евгений.

Ольга осуждающе – грустно посмотрела на него.

– Сейчас мы не можем, Пётр болен. Вы пришли за тем, чтобы агитировать нас? Мы только поженились.

– Сейчас он болен, потом вы будете больны, а потом вам вовсе расхочется. Зачем менять что-то, раз получил приданое за жену?

Ольга вновь почувствовала прилив жара к голове.

– Оставьте нас.

– Трусы. Не думал я, что ваши ряды так подкосятся, пока я буду в тюрьме. Даже Алексей несёт какую-то чушь про хождение в народ. Это ведь прошлый век, вы что, не читали немецких социалистов? Нужно власть искоренять, народ сам ничего не смыслит. Черт знает что, с середины прошлого века ничего нового придумать не в силах. А туда ещё – революционеры!

Больше с Ольгой он не разговаривал. Скоро Елена откланялась и, испытывая противоречивые чувства избавления и недосказанности, вышла на лестницу вместе с напряжённым Евгением. Она уже не испытывала к нему восторженных чувств и вяло отвечала на наводящие вопросы. Нутром, с чуткостью, достающейся небольшому отряду людей, она видела в нём что-то опасное, тяжёлое, что в Алексее несмотря на его непреклонные разговоры не страшило. Искренние, но всё же недоразвитые речи – он верил в то, что говорил, но, стоило ему начать действовать, был смущён и обескуражен тем, что не всё у него получается так, как он мнил. Евгений готов был на всё, чтобы добиться результата, готов был убивать. Не так, как террористы, желающие только справедливости и не понимающие до конца, иногда ввиду своей молодости и даже наивности, на что идут, а по-настоящему, со злорадным признанием необходимости геноцида.

– Я не знаю, где был Алексей. Я не настолько близко знаю его, – процедила она в ответ на заданный собеседником вопрос.

– Он сбежал так стремительно, что обескуражил меня. Похоже, он ударился в политику, но не тем ракурсом, которым хотел бы я.

– Он свободная личность, а не ваш слуга, – не стесняясь, констатировала Елена, приведя Евгения в признающее её правоту озлобление.

– Только один путь правилен и неопровержим. А Алексей с его талантом будет распыляться на ерунду, пытаясь доказать кому-то гиблое дело. Сам говорил, что реформами ничего не решишь, а потом надумал мирно поднять народ на восстание. Народ ничего, ровным счетом ничего не может и не смыслит. Мы, образованные молодые люди, надежда Руси, должны взять быка за рога. Он ведь не одобряет то, что мы хотим, что считаем единственно важным, беленится, когда слышит о случайных жертвах. А они ничто в масштабах страны.

– Чего вы добиваетесь? Того, что вас повесят? – спросила она напрямик, устав подавлять свои истинные вопросы.

Евгений понял, что ходить вокруг да около больше не имеет смысла, поскольку эта девчонка не так паршиво осведомлена, как ему казалось.

– Почему вы все судите так поверхностно? Другие верят, что нас ждёт победа. Раньше я считал, что хотя бы они понимают меня. Как оказалось, ошибся. Остались только те, кто давным-давно посвятил жизнь борьбе, правильно отрекшись от мелкого личного счастья. Не за горами время, когда мы будем счастливы общим благом. Только тогда мы достигнем равновесия и равноденствия. Вы не подумайте, что я рассказываю это, потому что вы мне очень приглянулись. Нет. Я только хочу, чтобы вы передали им мои слова, когда Петр поправится. Чтобы они сознали, что упустили. Пусть не казнятся потом, что мы не приняли этих отступников в свои ряды.

То, что он сказал потом, врезалось в память Елены несмотря на ее недавнее убеждение, что все противоборцы тронувшиеся. Поначалу она приняла его говор за бредни человека со свернутой психикой, но поневоле заслушалась. Как ни старалась она после отогнать воспоминания о том разговоре, ничего не выходило. Она почти ненавидела Евгения, но не могла не признать, что правдой он задел её слишком глубоко. Опять речь о невозможности существовать в том обществе, в котором они жили, заставила Елену усомниться в правильности установки, что каждый должен заботится о себе сам. Снова и снова, пытаясь вернуться к своему прежнему видению о радикальных движениях, она сама с собой возвращалась к обсуждению той речи.